ГЛАВА 18.

БОЙ

Нет ничего безобразнее войны.

Слова “бой” и “бойня” имеют один корень.

Умник

Всякая дипломатия и все уговоры рано

или поздно заканчиваются мордобоем. Почему бы тогда

с него не начать? Сэкономим кучу времени.

Пуп, начальник телохранителей.

Тяжело взмахивая огромными кожистыми крыльями, над Странным Лесом летел Черный Герцог. На спине у летучей мыши сидели Рыжая Карла, Требуха и Пуп. Толстуха, хорошо натертая чесноком, чтобы Герцог ее не разорвал, позеленев от высотобоязни, не решалась смотреть вниз и вцепилась пальцами в уздечку, мешая королеве править летучей мышью.

— Эй, Требуха! — раздраженно наклонилась к ней Рыжая Карла. — Если ты не выпустишь уздечку, я сброшу тебя вниз.

— Но если я ее отпущу, то сама упаду! — дрожащим голосом произнесла жирная карлица.

— Есть отличное средство против высотобоязни. Мне рассказывал о нем дед, — сочувственно вмешался Пуп.

— Какое?

— Вкусненькая воронья ножка!

— ДА? Ты думаешь, Пуп? Отчего бы не попробовать!

Требуха отпустила уздечку и достала из висевшей у нее на поясе пустой офицерской кобуры кулек вороньи окорочка. Услышав за спиной чавканье, Карла поморщилась.

— Ну что, прихехешница? Помогло? — спросила она.

— Угу! Для меня теперь любая высота — тьфу! — Требуха успокоенно сожрала лапку и бросила вниз обглоданную косточку.

— Помни об экологии! Не засоряй лес! — лицемерно сделал замечание Пуп.

— Вдруг из этой косточки вырастет дерево, а на нем — жареные вороньи окорочка? — размечталась Требуха.

Надо же было случиться, что косточка упала именно в тот ельник, где прятались лобастики и шерстюши. Причем свалилась рядом с шалашом.

Потревоженный Пупырь вскочил и заметил удаляющийся силуэт Черного Герцог на фоне розовеющего утреннего неба. Мышь летела неровно, рывками — видно, Герцог не любил совершать полеты при дневном свете и был не прочь вернуться на чердак реактора, но его упрямая хозяйке натягивала поводья и била по бокам мыши пятками.

— Куда они направляются? — спросил Бормоглотик.

— Похоже, к поселку, — решила Трюша. — Карла не хочет пропустить такое зрелище, как осада.

— Жаль, я потерял волшебные камни! — Пупырь хлопнул себя ладонью по лбу. — Вот растяпа! Наших друзей осаждают, а мы не можем им помочь!

— Тшш, Пупырь, не так громко: ты разбудил детей! — прошептала из шалаша Мумуня, нянчившаяся с новорожденными.

Трюша напоила брата и сестру микстурой из клизмочки и накормила тюбиком обувного крема. Маленькие шерстюши, сытые и довольные, хотя и перепачканные кремом, уснули.

— Какая я запасливая! — похвалила себя Трюша. — Я знала, что они скоро родятся и поэтому захватила еду с собой.

Она выглянула из шалаша, около которого продолжался военный совет.

— Отелло должен был добраться до моста, если, конечно, не сделал кувыркалки и бульбульки в дороге, — сказал Хорошист. — Хотел бы я знать, вышлет Главный Филин помощь или нет?

— Давайте лучше исходить из того, что “или нет”, — предложил Бормоглотик. — На чужую помощь надеяться можно, но лучше рассчитывать на себя. Тогда любая подмога со стороны станет приятным сюрпризом.

Дедушка Умник был с ним полностью согласен.

— Я не верю в дипломатические способности моего сына, — сказал он. —Поссориться, разругаться вдрызг он может, а вот убедить... К тому же, если помощь и выслана, она может не поспеть вовремя.

И мутантики решили плыть в поселок, чтобы спасти своих друзей, осажденных в почтамте. Лобастики знали, что Рыжая Карла не будет терять времени даром, и когда по размытым дорогам подойдут таранные машины, почтамт будет взят, а вместе с ним и телефонная станция, хотя в ней никто и не прячется.

Наводнение схлынуло, земля впитала воду, и на открытых пригорках буквально на глазах выростала новая трава и кустарник с красными колючками и зазубренной листвой.

После Большого Взрыва, когда над мутатерриториями шли радиоактивные кислотные дожди, и земля дымилась, как кострище, смогли выжить лишь наиболее стойкие растения, которые в короткие промежутки между дождями успевали покрыться новыми листьями взамен сожженных и принести плоды и семена. Сложные условия внешней среды позволили уцелеть лишь наиболее живучим видам трав и кустарников, и теперь они с жадностью пили воду и настойчиво выбрасывали новые зеленые побеги.

Так, срубленные для шалаша еловые ветки укоренились, и на них уже стали появляться молоденькие шишки, а старый дуб с красной корой, возле которого когда-то стоял дом мутантиков, покрылся свежими оранжевыми листьями, над которыми летали синие пчелы.

Земля подсыхала так быстро, что плот давно сел на мель, а на срубленных стволах, из которых он был связан, набухали молодые почки.

— Придется идти пешком, — грустно сказал Хорошист. — Ножками по кочечкам трам-бам-бам!

Дедушка Умник попытался проехать по тропинке на своем скейте, но быстро увяз в грязи.

— Докатался! И почему не изобрели гусеничный скейт-вездеход? — вздохнул он. — Чтобы и по песку, и по грязи можно было передвигаться!

Хорошист и Бормоглотик договорились нести дедушку по очереди на плечах. Старик был легкий, но болтал без умолку, размахивал скетом и пару раз нечаянно заехал им мутантику по лбу. Из рюкзака на спине у Бормоглотика вылезла жаба Биба и оглашала лес громким кваканьем, прерываясь только тогда, когда Умник всовывал ей в рот какую-нибудь таблетку.

— Это настоящая жаба-копилка! Восьмое чудо света! Может съесть целый грузовик, и при этом сохранит те же размеры! Черная дыра у нее внутри, что ли? — поражался старичок.

Всю дорогу к поселку Пупырь был сосредоточен и что-то бормотал под нос. Хорошист прислушался и понял, что счастливый отец подбирает имена для своих чад: “Яшма, Бубуня, Пупик... Нет, не то. А если назвать девочку Мумуней в честь жены?”

— С двумя Мумунями будут сплошный путанодрыги! — сказал Хорошист, когда Пупырь обратился к нему за советом. — Скажем, ты позовешь жену “Мумуня!” и откнутся сразу две. И одна, которая будет лишняя, устроит обижалки!

— Лишних Мумунь не бывает. Мумуни все дорогие и любимые, — сказал Пупырь.

— Спорить с тобой все равно, что тащить за уши заупрямившегося осла, — сказал Хорошист и вскрикнул, потому что дедушка Умник перепрыгнул с Бормоглотика на его плечи, подобно татарскому всаднику, который перескакивает на скаку на запасную лошадь.

Трюшу с трудом удалось уговорить остаться в шалаше с Мумуней и двойняшками. С двумя близнедрыгами, как называл их Хорошист, было непросто управиться. Все приходилось делать одновременно: одевать, кормить, менять пеленки, иначе второй малыш обижался и начинал плакать вопить до посинения.

— Для двух близнецов нужно быть мутантиком с четырьмя руками, — сказала Мумуня.

Трюша вспомнила, что у бабушки ее приятеля было четыре руки, и эта многорукая бабушка за полдня успевала переделать все домашние дела, а потом сидела и скучала.

— Мы же не оставили Мумуне никакой еды! — спохватился Пупырь на полпути к поселку. — Нужно было зайти в шалаш к Бормоглотику и посмотреть, не осталось ли там каких-нибудь таблеточек и бутылочек!

— Ты забыл, что шалаш смыло, а мои запасы наверняка растворились в воде, — напомнил мутантик с двумя пупками. — Нужно будет зайти в поселке в аптеку и порыться хорошенько за складе. Вполне возможно, там осталось что-нибудь вкусненькое.

—  А памперсы ты не пробовал? — спросил Хорошист, вспоминив, что он тоже отец маленькой девочки и может дать квалифицированный совет.

— Памперсы? Пробовал, конечно... Мы их одевали несколько раз, как Трюша была маленькой, — рассеянно ответил Пупырь.

— Что? Одевали? Вот варвары! Зачем было портить такой хороший продукт? — возмутился лобастик, едва не стряхнув с плеч дедушку Умника.

— Когда Бубнилка была маленькой, она любила памперсы. Они мягкие, сделаны из великолепной бумаги и очень калорийны, — объяснил Умник после того, как вновь устроился на плечах у сына.

— Странные вы существа, лобастики! Сколько лет вас знаю, а никак не привыкну к причудам. Вот мы кормили Трюшу аспирином, слабительными таблетками и антибиотиками — как все нормальные мутантики, — с гордостью сказал Пупырь.

На этом разговор о детях, питании и воспитании прервался, потому что впереди показался поселок. Потянуло гарью, и над домами поднимался черный дым.

Горело правое крыло почтамта, в котором раньше прятались шерстюши и лобастики. Но им удалось перебраться в центральную часть, и они отгородились от правого крыла, но карлики швыряли в окна новые горшочки с зажигательной смесью, а над пылающим зданием, отдавая приказы, на Черном Герцоге носилась Карла.

Требуха, сожрав свои запасы вороньих ножек, вновь стала страдать высотобоязнью и скатилась со спины летучей мыши, чудом успев ухватиться за одну из ее лап. Толстуха висела в когтях Герцога и думала, как непохожи лапы чудовища на вкусненькие вороньи окорочка, и, что если изжарить Герцога, то должно быть на вкус он будет омерзителен.

Словно уловив эти крамольные мысли, летучая мышь разжала когти, и толстуха камнем полетела вниз, свалившись на голову шпиону Нытику. Не желая, чтобы над ней смеялись, толстуха встала с земли и напустила на себя важный вид.

— Ну-с, а я к вам с ревизией! — сказала она удивленным карликам. — Прилетела специальным рейсом. Как дела на фронтах?

— На фронтах все отлично, — доложил Нытик, ощупывая голову. — Во всяком случае, пока ты не свалилась, все было чудесно.

— Я решила устроить тебе приятную неожиданность, — хихикнула Требуха.

— То, что это была неожиданность — готов руку отдать на отсечение, а приятной я бы ее не назвал, — признал Нытик.

На площадь, хлопая крыльями и сбивая с ног зазевавшихся карликов, опустился Черный Герцог. На его привыкших к темноте глазах была повязка, чтобы он не пугался солнца. Но и с завязанными глазами мышь не был слепа, используя уши-эхолоты, сообщавшие ей о любом препятствии на пути.

— Что встали, как столбы? Штурмуйте! — крикнула королева.

Она вырвала у одного из солдат подводное ружье, вскинула его, прицелилась, и с верхнего этажа со стрелой в горле упал один из защитников.

— Вот как нужно воевать! Крови, больше крови! — и Рыжая Карла, с перекосившимся от гнева лицом, швырнула ружье себе под ноги.

Ободренные удачей, карлики издали торжествующий крик и бросились к метательным машинам, обстреливая окна камнями и горшочками с зажигательной смесью. Увидев, что большая часть горшочков разбивается о стены, не причиняя осажденным вреда, Пуп оттолкнул от катапульты солдата, прорычав: “Не лезь поперек батьки в пекло!” и стал лично наводить катапульту. Он натянул до упора упругую доску (от трамплина в бассейне) с помощью сплетенных канатов из воловьих жил и положил на нее горшок с зажигательной смесью.

— Подноси факел! — приказал он.

Карлик-канонир поднес к просмоленному фитилю факел и зажег смолу. Пуп прицелился и обрубил торопиком натянутые воловьи жилы. Доска и силой распрямилась, и горшок, описав в воздухе кривую дугу, залетел в одно из верхних окон почтамта. Сразу оттуда повалил густой дым. Горшок попал в полку с бланками.

— На штурм! — закричала Карла, и солдаты, волоча длинные лестницы, ринулись напролом.

Спасая свои жизни, мутантики отчаянно сопротивлялись. Они сбрасывали на головы карликам стулья и столы и отталкивали штурмовые лестницы с помощью длинных рогатин.

Оболдуй, раскрутив длинный кнут с крючком, забросил его в окно на втором этаже и полез наверх, держа в зубах метательный нож. Рядом с Оболдуем по штурмовой лестнице взбирался Цыкающий Зуб. Хоть в чехле у него за спиной и висела булава, вид у него был унылый.

— Фот уфифишь, фто наф отфюда фифяф ка-ак сфифут! — убежденно сказал приятелю Зуб.

Интуиция его не подвела. Почти сразу высунувшийся из окна шерстюш напялил ему на голову кастрюлю с водой, а у Оболдуя кто-то обрезал кнутовище, и карлик с воплем полетел вниз, шлепнувшись рядом с Зубом. За ними в ту же лужу упала кастрюля, задержавшееся в воздухе, и обломки лестницы.

— Они отбили нашу атаку, а все так хорошо начиналось, — сказал Оболдуй, почесывая квадратную голову.

— И не фофари! Пфосто уфас! — согласился Цыкающий Зуб. Он посмотрел наверх и заорал не своим голосом: “Бефим! Фуф! Фуф нас придафит!”

— Какой “Фуф”? — переспросил Оболдуй.

— Фяс уффяешь фафой! — и гундосый карлик торопливо отполз в сторону.

Оболдуй услышал сверху звук, подобный свисту летящего пушечного ядра, и с лужу рядом с ним грохнулся начальник телохранителей, которого скинули с лестницы. Чтобы не уронить своего достоинства, Пуп встал, глубокомысленно произнес “Кхм!” и, делая вид, что размышляет о чем-то важном, отошел в сторону.

— Ну что, упал? — поинтересовалась Требуха, подбегая к нему.

— Упал, — печально ответил тот.

— Ничего не отшиб?

— Ничего.

— Совсем-совсем ничего?

— Совсем ничего, — заверил ее Пуп, удивленный такой непонятной заботой.

— Плохо, что не отшиб, — хихикнула Требуха. — Ну ничего, в другой раз обязательно отшибешь.

Хотя мутантикам удалось отразить штурм, они понесли большие потери и с трудом боролись с огнем, не успевая тушить зажигательные горшочки, влетавшие к ним в окна. Чтобы погасить огонь, им приходилось тратить драгоценные запасы воды, которые могли потом пригодиться как единственное действенное оружие против карликов.

Хорошист, Пупырь и Бормоглотик с дедушкой Умником на плечах спрятались за одним из домов на другой стороне площади, запруженной врагами.

— Да, несладко нашим приходится, — сказал Умник. — Вот если бы найти подземный ход и вывести их по нему...

Пупырь критически взглянул на него.

— Слишком много было бы подземных ходов! С философской точки зрения, между двумя точками на поверхности существует три пути: по воздуху, по земле и под землей. Следует рассмотреть все три возможности, хотя две из них сразу отпадают по законам логики и здравого смысла.

— Э, стоп! — остановил его Бормоглотик. — Пока мы станем рассматривать возможности, будет поздно! Смотри, огонь перекинулся на центральное крыло!

Умник соскочил с плеч у Бормоглотика и на скейте помчался куда-то за угол здания.

— Идите сюда! — позвал он. — Посмотрите, что я нашел!

Мутантики подбежали к дедушке и вслед на ним нырнули в приоткрытые железные ворота. Они оказались на бывшем хозяйственном дворе. Там под козырьком, защищавшим от дождя, стояли бочки с соляркой, ржавел железный мусор, и пылился старый сверлильный станок.

У мусорных ящиков возвышался трактор с большущими спущенными колесами, выбитыми стеклами и следами коррозии на дверцах и капоте.

— А что если нам проехать через площать на нем? — предложил дедушка Умник. — Солярка на месте, колеса тоже, заодно и карликов пугнем гтакой громадиной.

— Думаешь, он фурычидрыжит? Он же весь в ржавульках!— недоверчиво произнес Хорошист. — Похоже, им не пользовались со времен Большого Взрыва.

— Я бы смог управлять этой штукой. Моя память вещей проснулась, — Бормоглотик подошел к трактору, с лязгом открыл дверцу и уселся на водительское сидение. Он положил ладони на рычаги, и тотчас в его мозгу вспыхнули несложные правила управления огромной машиной.

Мутация Бормоглотика была исключительно редкой. В его памяти хранились передавшиеся от предков всевозможные сведения. До поры до времени эта информация была скрыта, но стоило мутантику прикоснуться к определенному предмету, как знания об этой вещи тотчас возникали у него в голове.

Бормоглотик толково руководил Пупырем и Хорошистом, которые раскупорили бочку с соляркой и с помощью длинного шланга закачали полный бак горючего. Ржавый бак подтекал, и кошачий мутантик с ужасом подумал, что произойдет, если на него упадет хотя бы одна искра.

— Устраиваешь ей починялки? — спросил Хорошист, с уважением наблюдая, как Бормоглотик возится под капотом, соединяя какие-то провода.

— Если бы я сам знал, что делаю, — сказал тот, вытирая тыльной стороной руки лицо. — Память подсказывает мне, что нужно соединить проводки и проверить зажигание, но как устроена эта штука, я не знаю...

Закончив беглый осмотр мотора, кошачий мутантик вставил пусковую рукоятку и стал вращать коленчатый вал, запуская двигатель. Наконец раздалось чихание, и из выхлопной трубы повалил вонючий дым солярки.

— Можно залезать? — спросил дедушка Умник, ловко забираясь в кабину и требуя, чтобы Хорошист передал ему скейт.

— Залезть-то можно, да будет ли прок? — с сомнением пробурчал мутантик с двумя пупками и включил зажигание.

Вначале двигатель кашлял и чихал, издавая оглушительные звуки, но после того, как кошачий мутантик плавно отпустил сцепление, огромная машина с лязгом сдвинулась с места. Грохоча спущенными колесами, трактор проломил забор и выехал на площадь.

— Едем! Мы едем! — восторженно завопил Бормоглотик, но его крик потонул в рокоте двигателя.

Красноглазые псы завыли. Карлики в ужасе шарахнулись в стороны, уступая чудовищу дорогу. Колесо трактора переехало катапульту, превратив грозное оружие в щепки.

Двигаясь через площадь, трактор направляся к почтамту. Неисправный мотор перегрелся, а одно из задних колес вихляло и вот-вот могло отвалиться.

— Только бы нам не поломаться посреди площади! — подумал Бормоглотик.

Красноглазые псы бежали рядом с трактором и рычали, пытаясь ухватить зубами колеса. Для некоторых из них это закончилось плачевно, и они были раздавлены.

— Чего ждете? Остановите тарахтелку! Пуп! Требуха! — заорала Рыжая Карла, разглядев сквозь стекло трактора столь ненавистных ей мутантиков.

Но начальник телохранителей от страха перед непонятной ревущей громадой превратился в камень, а толстуха — в соковыжималку. Карла метнула кинжал, который вонзился в скейт дедушки Умника.

— Первый подарок от королевы, который она нам сделала! — порадовался старик, разглядывая его инкрустированную золотом рукоятку.

Увидев, что промахнулась, Рыжая Карла вскочила на Черного Герцога, подняла его над площадью, и, натянув поводья, направила вниз, на трактор.

Чудовище земное столкнулось с чудовищем воздушным. Герцог вцепился в крышу трактора когтями, с легкостью пропорол жесть насквозь, как бумагу, и попытался перевернуть машину. Мотор взревел от перегрузки. Бормоглотик видел в разбитое лобовое стекло, как взмахивают огромные перепончатые крылья монстра.

Черному Герцогу оказалось не по силам перевернуть или хотя бы оторвать от земли тяжелый трактор, чтобы, подняв его над площадью, бросить на асфальт. Но старой машине было нужно немного, чтобы выйти из строя. Несколькими ударами плоской курносой морды чудовище сорвало с трактора крышу и взмыло над площадью, готовясь к новой атаке.

Каким-то чудом ржавой развалине удалось дотянуть до ограды почтамта. Но здесь заднее колесо, которое и так еле держалось, соскочило с оси и, покатившись по скверику, смело несколько осадных лестниц и переехало прятавшегося в палисаднике Оболдуя, который все же успел превратиться в камень.

— Фу как фы? Нифефо не фломал? — спросил Цыкающий Зуб, после того, как колесо наконец упало на землю и осталось лежать.

— Фолько зупы выфило, но нифефо, нофые фырасфут! — ответил Оболдуй, и приятели изумленно уставились друг на друга.

— Ты фоше фефеляфишь? Или издефаешься надо мфой? — поразился Цыкающий Зуб.

— Фто ты фочешь, когда фсе зуфы выфило? Дуфаешь, я фочю фундосить?— развел руками Оболдуй. Он ощупал языком десну и ощутил, что на месте выбитых колесом зубов уже вырастают новенькие молоденькие резцы.

Увидев, что покореженный трактор остановился, а из пробитого бензобака вытекает солярка, начальник телохранителей Пуп схватил факел и бросил его в горючее. Огонек, петляя по площади, побежал к баку.

— Уходим! Сейчас рванет! — крикнул Бормоглотик.

Мутантики выскочили из разбитого трактора и, подхватив дедушку Умника, помчались к почтамту. Сверху на них черной молнией спикировал Герцог, но друзья успели нырнуть в массивные двери дома, которые на несколько мгновений приоткрыли осажденные шерстюши и лобастики. Гнавшиеся за мутантиками карлики во главе с Пупом хотели ворваться внутрь вслед за беглецами, но дверь захлопнулась у них перед носом.

Пламя охватило бак трактора и взметнулось по нему. Рыжая Карла, рванув поводья, подняла Черного Герцога на недосягаемую высоту, спасаясь от неминуемого взрыва.

— Ложись! — завопил Пуп и нырнул за бордюр, превратившись в плоский бетонный блок.

— Ложись! — заголосила Требуха, она плюхнусь рядом с ним и закрывая голову руками.

— Ложись? Почему ложись? Зачем ложись? По какой причине ложись? — недоумевающе спрашивал карлик Чпок, который всегда соображал туго.

И грянул ВЗРЫВ!!! Трактор взметнуло, как пушинку и обрушило на асфальт. Вообще-то солярка не должна взрываться, но лобастики заправили ее напополам с бензином. Двери и железные листы корпуса разметало по площади, а в земле образовалась похожая на кратер выбоина. Бензобак рванул так, что столб дыма поднялся над поселком. Красноглазых собак разбросало в разные места, а малособразительного Чпока подбросило как пушинку и зашвырнуло на чердак аптеки, расположенной в другом квартале.

— А почему? А зачем? А по какой причине я лечу? — бормотал он в полете, доискиваясь до корней данного явления.

— Ах, Чпок, Чпок! И в кого ты такой? — сказала Карла, наблюдая этот полет.

Взрывом карликов расшвыряло, а катапультам были нанесены серьезные повреждения. Ни одна из них больше не годилась для метания. Осажденные же в почтамте мутантики отделались сравнительно легко. Правда, в доме вышибло все уцелевшие стекла вместе с рамами, а одним из отлетевших колес пробило брешь в стене, но ее быстро залатали листами фанеры и заставили баррикадами из мебели.

Потери осаждавших были куда больше. Когда через несколько минут после взрыва Рыжая Карла устроила смотр своему войску, оказалось, что около трех десятков карликов получили настолько серьзные ранения, что регенерация должна продолжаться несколько часов. Остальные карлики были порядком потрепаны, утратили боевой пыл и выглядели жалкими.

— Ты куда смотрел, когда бросал факел? — заорала на Пупа королева.

— Но я думал...

— А ты не думай! Думаю здесь я!

Начальник телохранителей печально вздохнул. От немедленной расправы его спасло то, что из леса послышался лай красноглазых собак и пощелкивание бичей. На изгибе дороги показались массивные таранные машины, которые толкали карлики из отрядов Бешеного Блюма и Собачьего Хвоста. Деревянные колеса вертелись, блоки машин скрипели, а широкие части таранов, оббитые жестью и железом, лязгали, ударяясь друг о друга.

Вожди, стараясь перещеголять друг друга, иногда на досуге рассматривали картинки в учебниках истории по средним векам и копировали устройство таранов и осадных машин. Для карликов, вечно участвующих в междуусобицах, эти знания были особенно важны.

Так, если Блюм больше любил колесницы и катапульты, то Хвост отдавал предпочтение более легким и мобильным средствам: велосипедам, самокатам и таранам. У него были большие тараны, которые везло по десятку собак, были средние, и, наконец, совсем маленькие таранчики, крепившиеся на самокатах.

— Подкрепление! Явились не запылились! — обрадовалась Требуха. Она достала воронью ножку и начала ее преспокойно жевать. Какие бы катаклизмы не происходили в мире, пока у нее была копченая воронья ножка и грачиные крылышки, ничто другое не волновало обжору.

Почуяв суматоху, Черный Герцог напрягся и повернул в сторону прибывших хищную морду.

— Герцог, спокойно! — Карла зачерпнула в седельной сумке пригорошню чеснока и приложила его к сухому носу летучей мыши.

С опаской косясь на чудовище, к королеве на колеснице подъехал Бешеный Блюм. Псы, запряженные в боевую повозку, поджали хвосты и осели на задние лапы. Летучая мышь внушала им страх.

— Осадные орудия прибыли, Ваша Ужасность! Мы немного подзадержались в Лесу, там еще не все просохло. Этот идиот Хвост сказал, что знает короткую дорогу, и едва не утопил нас в грязи!

— Имей мужество посмотреть в глаза тому, кого ты называл идиотом! —крикнул молодой вождь, подъезжая к ним на самокате.

— Устанавливайте тараны и за дело! — Рыжая Карла погрозила кулаком в окна почтамта, из которых на нее смотрели шерстюши и лобастики. — Я довольна, клянусь Злом, я довольна.

Требуха хотела спросить, чем именно королева довольна после всех неудач и провалов, но Карла объяснила все сама:

— Теперь все мои враги здесь, в одном доме! Будь у них на всех одна шея, я давно перерубила бы ее! Клянусь памятью рыжей колдуньи, я уничтожу их всех до последнего, вырою на этом месте котлован, наполню его мазутом и бензином и устрою здесь бассейн. Подтаскивайте тараны, лентяи! Живо!

Блюм и Хвост защелкали бичами, погоняя собак, и вскоре возле здания выстроилась целая цепочка таранов, ожидая приказа приступить к действиям.

— Чего медлите? Ломайте двери! Окружите дом и рубите всех, кто будет выскакивать! — вопила Карла.

Тараны, натужно поскрипывая на блоках, стали раскачиваться, ударяя в двери и стены. Прочный кирпич стал понемногу крошиться, а в массивных дверях появились трещины.

Осажденные сбрасывали на головы карликам все, что попадалось под руку, обливали водой из банок, ведер, клизм и брызгалок. Карлики отскакивали и с воплями катались по земле, но их место сразу занимали другие.

— Так нам долго не продержаться, — сказал дедушка Умник шерстюше по имени Бублик, возглавлявшему оборону.

Бублик был грустный, вечно вздыхающий шерстюш, но в нужный момент умел принять верное решение и хорошо знал нравы и повадки карликов.

— Охо-хох! Когда карлики ворвутся в почтамт, начнется резня, — уныло согласился с ним Бублик. — Мы, конечно, сможем отступить на верхние этажи, полить лестницы подсолнечным маслом и обмазать ступеньки клеем, но рано или поздно враги все равно прорвутся.

— А если устроить подкоп или попытаться уйти через подвал? — спросил Пупырь.

— Земля слишком твердая, а канализационные ходы в подвале узкие, через них не протиснуться. Остается последнее: погибнуть в неравном бою.

— “Он встретил смерть лицом к лицу, как в битве следует бойцу!” — процитировал дедушка Умник. “Мцыри” Лермонтова остались у него в памяти на всю жизнь, хотя он слопал их в ранней юности.

Пупырь вспомнил, что давно не произносил свое трестишье о “шлемоблещущем воине”, но тут раздался торжествующий вопль карликов и одна из боковых дверей под ударом тарана слетела с петель.

Карлики устремились внутрь. Первыми, вооруженные до зубов, неслись Блюм и Хвост, горя желанием принести королеве головы ее врагов. Но нападающих ждал неприятный сюрприз. Лобастики и шерстюши хорошо подготовились к отражению атаки. Внутри они устроили настоящие баррикады из мебели.

Как только карлики прорвались, сверху их закидали стульями и шкафами, проделавшими изрядную брешь в рядах нападавших. Внезапно с лестницы на веревке спустился большой шар. Бешеный Блюм ткнул в него копьем, и тотчас ему в лицо брызнула струя воды. Не помня себя от ужаса, обожженный вождь выскочил из почтамта, а за ним ретировалась добрая половина его воинов, обычно удиравших вслед за командиром.

Из остальных карликов одному Собачьему Хвосту удалось пробраться скозь баррикады и, миновав заслон из мебели, подняться до лестничной площадки между первым и вторым этажами. Молодой вождь, напряженно всматриваясь, водил по сторонам дулом подводного ружья, а другой рукой уже вынимал из колчана запасную стрелу.

Заметив в нише что-то белое и решив, что это лобастик, Хвост, не раздумывая, нажал на курок. И тотчас на него свалилась большая гипсовая статуя — почтальон с сумкой. Стрелой вождь отбил статуе голову, и, падая, она не осталась в долгу. Обломком скульптуры Хвосту придавило ногу, и молодой вождь покатился по ступенькам. Эхо разнесло по почтамту его гневный вопль.

Но карлики быстро оправились от неудачи. Другие тараны продолжали разрушительную работу, и вскоре в нескольких местах в стене появились глубокие проломы.

— Нам осталось одно: принять бой и умереть с честью! — сказал Бублик.

— Постой, есть одно средство! — сказал дедушка Умник. — Если остальные лобастики помогут, ручаюсь, мы сможем задержать карликов!

Лобастики встали рядом на широкой площадке и сомкнулись вокруг Умника, образовав единое телепатическое пространство. Дедушка закрыл глаза и сосредоточился, хотя карлики уже неслись к ним по широкой лестнице, размахивая копьями и утыканными гвоздями булавами.

— Я буду представлять, а вы усиливайте мой сигнал! — распорядился старый лобастик.

Карлики метнули копья, и несколько лобастиков упали, но остальные теснее сомкнули ряды.

Нападавшие бросились вперед, но тотчас замерли, а потом завизжали. На лестнице перед ними поднималась огромная бурлящая стена воды. Это была не река, а чудовищный водопад, возникший вдруг в старом здании почтамта. Он навис над карликами, грозя обрушиться на них. Видна была приближающая белая шапка воды.

У карликов не было времени думать, откуда водопад здесь взялся. Страх победил в них остальные чувства. Они повернулись и, давя друг друга, помчались на улицу, спасаясь от настигавшего потока.

Первой, что было удивительно для ее жирных ножек, мчалась Требуха; за ней по ступенькам прыгал начальник телохранителей, старавшийся оттолкнуть жирную карлицу и первым проскочить в дверь.

— Где твое благородство? Женщин надо пропускать вперед! — совестила его толстуха, на бегу пытаясь запустить в Пупа недоеденной грачиной ножкой.

— На баррикады — да, а при отступлении — нет! — вопил Пуп, слыша, как позади нарастает гул водопада.

Они выскочили из дверей и едва не сбили с ног Рыжую Карлу, направлявшуюся, чтобы узнать, удалось ли прорвать оборону мутантиков. Королева торжествовала победу и представляла, как она будет стоять над поверженными врагами, но тут ей настречу выкатились ее перепуганные помощнички.

— Водопад, Ваша Ужасность! Водопад! — орала Требуха, вцепившись в руку королеве.

— Что вы несете? Какой водопад? Наверное, эти лобастики опять вас надули! — мрачно возразила Рыжая Карла.

Пуп и толстуха с опозданием поняли, если бы водопад существовал на самом деле, то давно бы вырвался из здания и затопил площадь. Значит, тот ужас, который они пережили, был очередной хитростью лобастиков, пытавшихся с ее помощью спасти свои жизни.

Понимая, что карликов надолго не задержать, шерстюши и лобастики поднялись на верхние этажи и на крышу и прильнули к окнам. В дальних комнатах плакали маленькие дети-мутантики, которых мамы привели в поселок, спасая от наводнения.

— Если помощь не подоспеет, нам конец, — глухо сказал Пупырь. — Все-таки хорошо, что мы не взяли с собой Мумуню, Трюшу и Бубнилку.

— Род лобастиков и шерстюш не пресечется, он будет существовать всегда. — По щеке дедушки Умника, очертив в копоти и саже след, скатилась слеза.

Мутантики сомкнули ряды и, вооружившись, кто чем мог, приготовились стоять не на жизнь, а на смерть, защищая жен и детей.

На улице нарастал гул, карлики подтягивали резервы, хрипели на поводках красноглазые псы. Пупырь обнялся с Бормоглотиком, прощаясь. Потом они обнялись с Хорошистом, Умником, Бубликом и со всеми остальными.

— До встречи в лучшем мире! — напутствовали они друг друга.

И тут, когда враги готовы были ринуться на последний приступ и уничтожить мутантиков от мала до велика, Черный Герцог вдруг встрепенулся, а Собачий Хвост, посмотрев в небо, закричал:

— Летят, Королева, летят! Их целая туча!

— Кто летит?

— Не знаю, повелительница! Я никогда таких страшилищ раньше не видел! Но их много, и они все с крыльями.

— Ты бредишь!

— Клянусь вам, Королева! Сами посмотрите!

Со стороны Странного Леса к ним приближалась целая эскадрилья крыланов. Их белые, серые и пестрые крылья ритмично рассекали воздух. Крыланы летели четким строем в форме треугольника. Первым в клине летел Главный Филин, успевший сменить пижаму на кольчугу, но по рассеянности забывший снять тапочки. За ним, с кувшинами воды в руках, и с арбалетами, перекинутыми за спину, неслись Ястреб и Оса.

Несколько крыланов держали за длинные веревки большую плетеную корзину, из которой выглядывал Отелло.

— Я привел подмогу! Берегитесь, карлики! — кричал лобастик и метал из корзины пакеты с водой. Один из таких пакетов упал у ног Рыжей Королевы, и на нее брызнула вода.

— Кто бы они ни были, эти новые союзники мутантиков, Герцог разорвет их! — рассвирепела она и, вскочив на спину летучей мыши, заставила ее взлететь.

Она рассчитывала, что чудовище, в несколько раз превосходящее по размерам любого из крыланов, легко расправится с ними в воздухе. Но новые противники оказались маневреннее, они уходили в крутые пике, выделывали фигуры высшего пилотажа и исчезали из-под носа у разъяренного чудища.

Черный Герцог попытался за ними угнаться, но едва не сбросил со спины королеву, которой стоило огромных усилий удержаться в седле. Огромная летучая мышь не успевала за юркими, подвижными крыланами, которые со смехом проносились у нее под брюхом и щекотали ей живот арбалетными стрелами.

Под конец Ястреб набрался смелости и промчался перед мордой щелкнувшего зубами чудовища, сорвав у него с его глаз солнцезащитную повязку.

Черный Герцог, которого внезапно ослепило солнце, испуганно шарахнулся и изо всех сил рванул назад к реактору, где мог забиться на темный чердак.

— Стой, трус! Стой! Уничтожь их! — закричала Рыжая Карла, но Герцога не мог заставить повиноваться даже запах чеснока.

Когда мышь, унося на своей спине Королеву, направилась к реактору, карлики сообразили, что остались без прикрытия с воздуха. Крыланы, проносясь на большой высоте, где их не могли достать стрелы из подводных ружей и дроты, забрасывали карликов пакетами с водой. Один из таких пакетов угодил по лбу начальнику телохранителей, который, спрятавшись под деревом, ничего не соображая, теребил последнюю остававшуюся у него на голове волосинку.

Облитый Пуп слишком резко дернул волос, и его любимая волосинка осталась у него в руках. Начальник телохранителей зарыдал крупными слезами, состоявшими из чистейшей серной кислоты.

— Что нам делать, шеф? — спрашивали у него подбегавшие карлики из личной гвардии Карлы.

— Волосинка, моя волосинка! Последненькая оставалась! — плакал Пуп и пытался превратиться в щетку для мытья посуды.

Лобастики и шерстюши, воспрянув духом, выбежали из почтамта и бросились на карликов, щедро расходуя последние остававшиеся у них запасы воды из брызгалок и ведер.

Самым опасным противником были теперь не мокрые и растерянные карлики, а красноглазые собаки. Но, оказалось, что предусмотревшие все крыланы захватили с собой котов-мутантов, крупных, сильных, с острыми когтями.

Силой коты-мутанты не уступали красноглазым собакам, а преимущество их было в том, что у них тоже имелись крылья. Они вцеплялись в красноглазых собак когтями, поднимали повыше и отпускали.

Жалобно, по-щенячьи поскуливая, собаки помчались под защиту Странного Леса, а за ними, бросив таранные машины, в беспорядке отступали карлики. Причем первыми на одной из уцелевших колесниц, колотя друг друга, неслись Пуп, Требуха и Бешеный Блюм, а за ними на самокате, оглядываясь на крыланов, мчался Собачий Хвост.

— Ага! Сматываешься, пораженец! — крикнул ему Блюм.

— Ты-то сам куда спешишь, старый червяк? — Хвост изо всей силы отталкивался ногой от земли. Он старался, чтобы самокат не отстал от колесницы.

— Я еду к Королеве с донесением!

— И я с донесением!

— Зачем королеве два донесения? — усмехнулся Блюм. — Ей и одного хватит.

Колесница въехала в лес и, зацепившись за бревно, перевернулась. Собаки, оборвав постромки, помчались к реактору. Карлики вылетели из колесницы и свалились в густой колючий кустарник.

— Ничего, ой-ой, наше время еще настанет! — Требуха с ойканьем вытаскивала колючки. — Не думаю, ой-ой, что повелительница легко откажется от своих планов. Уверена, скоро она найдет способ борьбы с этими летунами, и мы зададим мутантикам жару!

— Они еще поплатятся за мою последнюю волосинку, — мстительно прошипел Пуп. Шмыгая носом, он спрятал выпавший волос в спичечный коробок, а коробок положил в кошелек на поясе.

И хромая, карлики заковыляли к реактору. За военачальниками тянулось их потрепанное войско. Это было похоже на отступление французов из-под Москвы. Шкуры на карликах облезли, некоторые, которым досталось больше остальных, еле передвигали ноги.

За карликами тянулось несмолкаемое гневное шипение, которое улавливали чуткие лобастики:

— Мы вернемся! Мы вам отомстим!

Площадь у почтамта опустела. Из задымленного дома шерстюши и лобастики спешили вывести жен и детей. Многих из них снимали с крыши рыланы.

Главный Филин подхватил двух маленьких лобастиков и посадил их на площади. Вначале лобастики боялись, но потом им так понравилось летать, что один из них уселся Филину на шею и не собирался слезать, поэтому пришлось его долго щекотать.

— Спасибо вам за спасалки и помогалки! Примите наши искренние благодрыги! — Хорошист горячо потряс руку Ястребу, а тот не понял, что означает этот жест, потому что у крыланов не приняты рукопожатия.

— Особенно не за что. Когда на нас напали терзуны, вы нам тоже помогли, — сказал Ястреб. — И уверен, если в будущем нам понадобится помощь, вы не откажете.

— Можете на нас рассчитывать. Да окрепнет добрососедство и воцарится мир во всем мутамире! — официально сказал Пупырь, надув щеки.

— А меня почему никто не благодарит? — нахмурился Отелло. — Разве не я позвал подмогу? Притом я едва не утонул в реке, если это кому-нибудь интересно.

— Разумеется, интересно, — успокоил его Умник. — Но лучше, если ты не станешь нам рассказывать, а напишешь обо всем в своих мемуарах. А мы как-нибудь почитаем.

Идея написать мемуары так понравилась Отелло, что он немедленно стал требовать общую тетрать и ручку.

— Знаю я, как вы читаете! Только пусть кто-нибудь попробует сожрать мои мемуары! — крикнул он лобастикам. — Знаю я вас, толстобрюхие! “Для вас гадское гадство устроить все равно как тьфуку плюнуть!”, как говорил Вильям Шекспир.

— От твоих мемуаров у кого угодно случится заворот кишок, — проворчал Хорошист.

Оса, трепеща своими черно-белыми крыльями, похожими на клавиши рояля, подлетела к Пупырю и спросила:

— А где Трюша? Где моя спасительница?

— В лесу с Мумуней, — ответил папа-мутантик. — Я собираюсь направить к ним свои стопы. Если хочешь, лети со мной!

— А мы устроим пир для наших друзей! Умри, несчастная, и все такое прочее! — торжественно воскликнул Отелло.

Хотя старый поселок был основательно разграблен и пострадал от нашествия карликов, мутантикам удалось найти большой банкетный зал на втором этаже бывшей столовой железнодорожников. Там оказались и длинный роскошный стол из мореного дуба со множеством стульев и кресел, и пианино, и посуда для торжественных приемов. На днище каждой тарелки было клеймо: “Дом железнодорожников”.

— Отличное место для банкета победителей! — воскликнул дедушка Умник. Он подъехал на скейте к окну и мысленным усилием распахнул двустворчатые окна. Белые шелковые занавески надулись, как паруса, от сильного свежего ветра.

Бормоглотик поставил рюкзак на стол, и из него выпрыгнула трехглазая жаба Биба. Никакие жизненные потрясения и никакие опасности — даже когда Бормоглотик прыгнул с падающего крана в реку — не испортили ей настроения, и она соизволила вылезти и напомнить о себе, лишь когда почувствовала, что полным ходом идут приготовления к банкету.

Самые почетные места отвели дедушке Умнику, Главному Филину, Отелло, Хорошисту и Пупырю с Бормоглотиком. Впрочем, шерстюш с кошачьим мутантиком и Хорошист извинились, сказав, что не могут остаться.

— Хочу поскорее увидеть своих малышей, — сказал Пупырь.

— Ну и брысь отсюда! — махнул рукой Отелло. — А мы с Главным Филином поговорим об умных предметах. Вы читали статью о влиянии пьес Шекспира на удои коров, кормящихся исключительно клевером?

Дедушка Умник опасался, что Главному Филину будет скучно вести беседу с Отелло, и он решил осторожно избавить гостя от болтовни сына, но старый крылан оказался еще большим занудой.

— Видите ли, друг мой... — забормотал он, глубокомысленно протирая очки изъеденной молью бархатной скатертью и водружая их на крючковатый нос. — Организация стихового пространства у Бахтина в свете последних открытий герменевтики позволяют судить, что Кафка суть не писатель, а плитка для кухни, которая в свою очередь является...

Пока те из лобастиков и шерстюш, кто имел научный склад ума, принимали участие в этом, в высшей степени интересном разговоре, сравнивая утюг с вертолетом, а пылесос с романами Достоевского, другие, более бойкие и молодые, бегали по поселку и искали что-нибудь вкусненькое для банкета.

Шерстюши отыскивали лекарства и довольно скоро обнаружили их в подвале аптеки. Лобастики нашли полку с книгами, а крыланы оказались большими любителями шерсти и хлопка. Они съели скатерть и обгрызли занавески в банкетном зале.

— Я-то думал, что вы, как феи, питаетесь нектаром и запахом цветов! — сказала одна возвышенная лобастиха, известная поэтеска и мечтательница.

— Запахом цветов не очень-то насытишься, — ответил ей толстый крылан по имени Гусак и, подавившись занавеской, закашлялся.

Пупырь, Бормоглотик и Хорошист не стали дожидаться конца банкета и, волнуясь за близких, потихоньку ушли.

Они углубились в Странный Лес, уже совсем высохший, свежий и прекрасный. В зеленевшем пушистом ельнике у маленького шалашика стояла Мумуня с двумя малышами на руках и улыбалась. Рядом с ней прыгала Бубнилка, она вставала на цыпочки и пыталась телепатически общаться с малышами, что у нее не очень-то получалось.

Но где же Трюша? Бормоглотик стал беспокойно оглядываться, но кто-то сзади закрыл ему ладонями глаза. Ладони были прохладные и очень приятные.

— Отгадай, кто? — раздался родной голос...

— Жизнь продолжается! — воскликнул немного погодя Пупырь, обняв Мумуню и малышей. — Нас еще много чего ждет, хорошего и неприятного, но жизнь продолжается — и это главное!

Конец 2 книги.