Глава шестнадцатая

ЛУННЫЙ КАМЕНЬ

Что же произошло с лобастиками и шерстюшами? Неужели их раздавило сводами рухнувшего тоннеля, и наша и без того не слишком весёлая история должна так печально завершится? Вернёмся на несколько часов назад и проследим за действиями наших друзей.

Вскоре после того, как Карла на Чёрном Герцоге пронеслась над тоннелем и, решив, что мутантики погибли, направилась к реактору, из густого дыма и тучи пыли, окутавших выход из тоннеля, позвякивая, выскочила маленькая дрезина. Пупырь и Отелло изо всех сил давили на рычаг, Умник старался отталкивать падающие на них камни с помощью мысленного барьера, а Бормоглотик с Хорошистом прижимали к лицам Мумуни, Бубнилки и Трюши полоски ткани, чтобы те не задохнулись от ядовитого дыма.

Едва дрезина отъехала на безопасное расстояние, сохранившееся крыло тоннеля тотчас обрушилось, провалилось под землю, и на этом месте возник кипящий гейзер.

Чем дальше от Старого Города удалялась дрезина, тем меньше слышался грохот камней, и только сполохи пожара и густой дым ещё долго были видны.

— Дух Земли нас пощадил, — сказал дедушка Умник. — Он оставил для нас дрезину, помогал отталкивать падавшие камни и обрушил тоннель только после того, как мы из него выбрались.

— Если бы не это землетрясение, карлики бы нас убили, — Пупырь отпустил рычаг, дрезина уже разогналась и ехала теперь под уклон.

Бубнилка сжала ручками виски и, сидя на тряском дне дрезины, стала в такт покачивать головой.

— Тебе плохо? — забеспокоился Хорошист. — Моя девочка надышалась ядовитым дымом!

— Он разговаривает со мной... — тихо проговорила малышка.

— Кто разговаривает? — не понял её отец.

— Дух Земли... Он все ещё в ярости, но уже успокаивается. Просит прощения за камнепад, объясняет, что это был единственный способ спасти нас от погони... Говорит, что не может переступить через границу, и просит нас отобрать у Карлы лунный камень. Завтра в полночь кристаллы должны воссоединиться, и тогда со Злом будет покончено, и настанет Эра Добра...

— И это все, все что Он сказал? — с оттенком зависти спросил дедушка Умник.

Он гордился своими выдающимися экстрасенсорными способностями и не понимал, почему Бубнилка может разговаривать с Духом Земли, а он нет. Хотя, быть может, так и нужно. Возможно, что у девочки открылась какая-то новая наследственная мутация, недоступная ему.

— Дух Земли предупреждает нас об опасности. Об огромной опасности, — тревожно повторила малышка, и прищепка на её косичке вздрогнула. — Завтра вечером Рыжая Карла собирается поджечь Странный Лес.

Глаза Мумуни расширились от ужаса:

— Поджечь Странный Лес! Какая подлость! Неужели Карла на такое способна?

— В такую сушь он за ночь выгорит дотла... — сказал Отелло. — Умри, несчастная! “Пожар над Римом полыхает, Нерон над городом стоит. Пожару мрачно он внимает...” — трагически добавил он.

— И зажигалку вынимает... — оборвал его Пупырь. — Хватит стихов...

Он нажал на тормоз и остановил дрезину. Вдали на холме виднелась покосившаяся бетонная громада бывшей АЭС.

— А вот и домик Рыжей Карлы. — Милейшая, в общем, женщина, только очень любит все поджигать... Но если учесть её гороскоп... — иронизировал неугомонный Отелло.

— Королевой работать непросто, — добавил Хорошист. — Сплошное устрашнение и ужасание, хамление и подозревание! Головотяпство и головоотрубание!

— Перестаньте... Сейчас не до ваших шуток. Нужно решить, что нам делать дальше. Кто-то должен пробраться в реактор, а остальные — в наш лес. Нужно предупредить шерстюш и лобастиков об опасности.

Мутантики разделились. Пупырь, Бормоглотик и Отелло решили подобраться на дрезине поближе к реактору, размышляя, как им проникнуть туда незамеченными и выкрасть лунный камень, а остальные побежали коротким путём к Странному Лесу, надеясь добраться туда ещё до полудня.

Помахав удалявшимся Мумуне и Трюше, Пупырь слегка прослезился и торжественно произнёс:

— Сыны мои, к бою! Нападение — лучший способ защиты! “Вовек шлемоблещущий воин...”

— Кажется, я уже где-то это слышал, — сказал Бормоглотик и сильно нажал на рычаг дрезины. Она со скрежетом начала набирать скорость.

— Самое время разработать план, — сказал Отелло, наблюдая, как с каждой минутой вырастает громада реактора. — Как насчёт того, чтобы взять это сооружение штурмом? Набросимся на карликов неожиданно, они перепугаются, разбегутся и лунный кристалл наш. Смелость города берет!

— Карлики не трусливы. Они забросают нас камнями, мы и половины пути пробежать не успеем, — возразил Бормоглотик. — Пупырь, ты сегодня уже становился невидимым?

— Гм... Надо подумать, — замялся шерстюш. — Вчера точно становился, а вот сегодня, кажется, нет. Думаю, минут на пять моей невидимости хватит. Я проберусь внутрь и найду камень, а вы меня ждите...

— Чтобы найти, где Королева прячет волшебный камень, пяти минут не хватит. Одного тебя в реактор мы не отпустим. И не думай об этом, — запротестовал Отелло.

Перед реактором железнодорожные пути довольно круто шли под уклон. Опасаясь, как бы карлики-часовые не заметили их, мутантики поставили дрезину на тормоз и спрыгнули.

— Нужно спрятать кристалл. Если нас схватят, а такое вполне может случиться, он не должен попасть к Карле, — Пупырь вырыл в земле у куста ямку, положил туда Магический Камень и забросал сухими листьями.

— Думаю, здесь он будет в полной безопасности. Мы все ещё по ту сторону границы, и кристалл будет под охраной Духа Земли, — заметил Бормоглотик.

— У меня есть план! — сказал Отелло.

— Ещё один? — с подозрением спросил Пупырь. — Снова взять реактор штурмом?

— На этот раз кое-что получше. Как вы думаете, карлики читали про троянского коня?

— Про троянского коня? Это там, где осаждающие греки забрались внутрь огромной деревянной лошади и захватили город? — вспомнил Бормоглотик. — И где мы возьмем такую большую лошадь?

— Минуту терпения, и вы всё поймете! — хитро сказал лобастик и поманил их к себе. — В конце концов, зачем зацикливаться на лошади?

В это утро задний двор реактора охраняли карлики Оболдуй, Чавкало, Жлоб, Кука, Чпок, Пафнутий, Обжора и Цыкающий Зуб. Их должны были сменить ещё накануне вечером, но Рыжая Карла ввела режим утроенной охраны и не разрешила смену караула без её особого приказа, чтобы слухи об огромных потерях при штурме Старого Города не вышли за пределы реактора и не распространились по Лесу.

Из-за долгого дежурства караульные были в ужасном настроении. От скуки они уже раза три успели подраться, нападая то один на всех, то на одного, и у карлика Чпока под глазом сверкал огромный фонарь. Впрочем он тоже не остался в долгу: выбил у Обжоры четыре зуба, а Жлобу заехал булавой по уху.

Карлик Чпок был широкоплечим и кривоногим; а карлик Пафнутий — напротив, тощим и сутулым, с нашлепкой пластыря на щеке, весь измазанный зеленкой, которую он считал очень полезной для здоровья и пил каждое утро натощак по две столовых ложки вместо рыбьего жира; Чавкало все время жевал кусок химической резины, а у Обжоры в любое время дня и ночи бурчало в животе.

— Ну как, все в порядке? Происшествий нет? — крикнул начальник телохранителей Пуп, выглядывая из дверей кухни.

— Не-а, всё нормально! — заверил его Кука, и Пуп снова исчез на кухне.

— Счастливый, жрёт все, что захочет и ртуть стаканами хлещет, — завистливо сказал Обжора, вздохнул и почесал жирный живот.

— Тебе бы только о еде! — засмеялся Кука. — А я вот женюсь послезавтра! Представляете?

— А старую жену куда денешь, жулик? — спросил Пафнутий и закашлялся от едкого дыма, проникшего со стороны пожарищ Старого Города.

— В пруде утоплю или подарю кому-нибудь. Да разве это главное? Главное — любовь! — воскликнул Кука и радостно заплясал. Нос его уже принял обычный вид, не осталось даже крошечного шрамика.

— Ща в глаз дам! Чё лыбишься? — обозлился грубиян Чпок, не выносивший, когда у кого-нибудь было хорошее настроение.

Снова завязалась драка, в которой Чпок опять был один на всех, а все навалились на него и ему поставили новый фингал под втором глазом.

— Там что-то едет! Слышите? — вдруг закричал Оболдуй и бросился к забору.

По рельсам с горы, грохоча, катилась дрезина, а на ней стояла большая бочка.

— Что это такое? — удивился Жлоб, подбегая к странной машине. — А в бочке что? Ишь ты, закрыта! И откуда эта тележка взялась?

— Небось, из Старого Города сама прикатила, — предположил Пафнутий. — Там от землетрясения вагоны на станции задвигались, она и приехала.

Карлики стащили с дрезины бочку и выкатили её на середину двора.

— Фяфефая! И фто фолько фам? — пыхтя, поинтересовался Цыкающий Зуб. — Фофайте фофоем!

— Говорит, давайте откроем, — перевел Оболдуй. — А почему бы и правда не открыть?

— Чур, то что в бочке — мое... — воскликнул Кука и потянулся к крышке.

— Нет, стой! Мое! — заспорил Жлоб, отталкивая его. — Я первый к ней подбежал!

— А я первый её увидел! — заявил Оболдуй. — Значит, бочка моя!

 — Бочка-то твоя, — охотно согласился Пафнутий. — А вот то, что в бочке — моё.

— Оборзел, Пафнушка? Хочешь в глаз? — взревел Чпок и опять кинулся в драку. И его снова побили.

— И чего мы ссоримся? Вдруг в бочке какая-нибудь ерунда? — Чавкало толкнул бочку ногой и едва не отшиб пальцы.

— Профуй, а пофом фофари! У тебя фикфция фофая! — сделал ему замечание Цыкающий Зуб.

— Эй, Оболдуй, чего он там бормочет? — спросил Чавкало, выплёвывая резину и отрезая себе от шины кусочек новой.

— Он говорит, прожуй, а потом болтай. Говоришь, мол, невнятно.

Карлики окружили бочку и стали спорить о том, что внутри. Мнения, как это обычно бывает, разделились. Оболдуй говорил, что там что-то ценное, Пафнутий и Обжора отрицали, Кука и Жлоб утверждали, что в бочке ртуть, а Чпок повторял: “А в глаз хо или не хо?” и размахивал булавой, надеясь взять реванш в драке, а на бочку ему было вообще наплевать.

Крышка бочки была плотно закрыта, и это мешало карликам выяснить, что внутри, а взломать её они не осмеливались, опасаясь, что там что-нибудь взрывоопасное.

— Тут какие-то буковки! — сказал Жлоб, разглядывая крышку бочки. — Кажется, краской написаны. Надо училку позвать, пускай прочтёт. Эй, Грымза, поди сюда!

Из окна школы вылезла Грымза и, важно напялив на нос очки с без стёкол, подошла к карликам.

— Чего вам надо? — строго спросила она. — Какой вопрос на повестке дня?

— Да тут вот бочка прикатилась, понять хотим, что на ней написано, — сказал Оболдуй. — Ты уж, не сочти за труд, прочти.

Не желая уронить свой авторитет, Грымза крякнула, подошла к бочке, долго разглядывала надпись справа-налево и слева-направо, шептала что-то себе под нос, вспоминая алфавит, морщила лоб, снимала и надевала очки и вообще старалась изо всех сил.

— Тут написано: “О-чень боль-шое сок-ро-ви-ще! За-колдо-ванный клад! Открывать тольков в двенадцать ночи в реакторе, а то превратится в гнилушки...” — прочитала наконец она.

Карлики уставились друг на друга.

— Ты ничего не перепутала? Там в самом деле клад? — осипшим от жадности голосом спросил Кука.

— Половина моя за то, что прочитала! — быстро сказала Грымза. Она запоздало спохватилась, что зря читала вслух. Сказала бы, что там гуталин или гвозди — стражники потеряли бы к бочке интерес, и сокровище было бы только её!

— Ты тут вообще не причем, старуха. Сокровище наше! — и Жлоб встал между бочкой и Грымзой, схватившись за булаву.

— Не поделитесь, я завизжу и сбегутся телохранители Карлы! — пригрозила жадная учительница. — Так как, доворимся — или я зову братца Пупа?

Карлики долго ссорились, дрались, кричали друга на друга и на Грымзу, но в конце концов решили поделить сокровище поровну. А пока, чтобы заколдованный клад не превратился в гнилушки, они договорились спрятать его в реакторе и открыть ровно в полночь, как было написано на бочке. Один только Чпок настаивал на том, чтобы открыть бочку прямо сейчас, но его не послушали и снова побили.

— Фофолфофанные флады — фело факое, и футок фе фадо! — сказал Цыкающий Зуб, и все поняли его даже без перевода: заколдованные клады дело такое, и шутить с ними не надо.

Сказано — сделано. Карлики закатили бочку в реактор через запасной выход, от которого у Грымзы, как у сестры начальника стражи, был ключ. Этот выход не охранялся и, пока они тащили бочку по коридору, им не встретился ни один телохранитель.

— Где бы её спрятать? — прошептал Оболдуй. Стражники должны были возвращаться на дежурство и боялись, что, пока их не будет, бочку может найти и присвоить кто-нибудь из внутренней охраны реактора.

— Давайте запрем бочку в кладовке! У меня есть и от неё ключ! — и Грымза показала ключ от большого амбарного замка. — Только нужно отвлечь поварят, они там все время вертятся.

Поварятами на кухне служили карлики Дрызг и Бум. В их обязанности входило мелко нарезать мясо к королевскому обеду, отгонять от него мух, а также размешивать бензин в большой кастрюле, где варился бульон, и добавлять туда химической смазки для вкуса. Приготовление бензо-бульона было делом очень сложным, потому что бензин все время норовил взорваться, загореться или испариться. Поэтому очень важно было не нагревать его выше определенной температуры.

Отвлекать поварят послали Куку. Он подошёл к ним и хитро сказал: “А у меня кое-что есть, хотите покажу!”

— Чего тебе? Выпить хочешь? — спросил Бум. Он работал поваренком уже второй год и привык, что на кухню то и дело заглядывают карлики и слезно просят налить им стаканчик ртути для опохмелки.

— У меня есть... э-э... сабля с четырьмя лезвиями? — и Кука поманил поварят за угол.

— С четырьмя лезвиями не бывает! — не поверили те, но всё же не удержались и пошли посмотреть. Как только они зашли за угол, карлик схватил их, зажал им и рты и закричал во весь голос:

— Жлоб, Оболдуй! Давайте скорее! Я их отвлекаю!

— А они ни о чем не догадаются? — спросил Чпок.

— Конечно, ни о чем! — заверил его Кука. — Я же их хитро отвлекаю.

Грымза быстро проскочила на кухню и открыла ключом кладовку. Карлики втолкнули туда бочку и заперли её.

— Вечером здесь никого не бывает, мы проберёмся и снова её выкатим... — прошептала Грымза. — А ключ пока побудет у меня!

— Фу уж фет! — заспорил Цыкающий Зуб. — Фюч фуфет у фас! Нас фного и мы фруг за фругом профледим.

— Ключик сохраним мы! — и Жлоб выхватил его у Грымзы. — А то вдруг вы, тетушка, проберетесь сюда без нас и стащите сокровище!

Тут карлики спохватились, что уже могла начаться проверка караулов, и побежали на свой пост.

— Отпускай! Уже можешь не отвлекать! — крикнули они Куке, и тот отпустил поварят.

Он думал, что они будут ругаться, но те как ни в чем не бывало побежали на кухню, весело хихикая и переглядываясь. Уже во дворе Кука заметил, что поварята украли у него кошелёк.

— Слышь, Жлоб, эти соплята мой кошелёк слямзили! — пожаловался он.

— Гы! Так тебе и надо!

— Моя школа! — гордо сказала Грымза. — Читать-писать не умеют, а подметки на ходу подрежут, и не заметишь.

Как только бочка оказалась в кладовке, её крышка осторожно приподнялась и оттуда выглянул Отелло.

— “Куда ты завел нас? Не видно ни зги!” — Сусанину грозно вскричали враги”, — процитировал он и стукнулся лбом о низкий потолок кладовки.

— Действительно, ни зги не видно. Эй, Пупырь, где ты там? Подсвети! — позвал Отелло.

Из бочки вылез недовольный Пупырь.

— Ну и темнотища! — проворчал он, и тотчас его большой нос зажегся как лампочка, осветив все вокруг.

— Вот теперь видно, и нос твой и все вокруг видно, — довольно сказал Отелло и помог выбраться из бочки Бормоглотику.

— Трюк с троянским конем сработал, — сказал тот. — Но был момент, когда мне казалось, что нас вот-вот рассекретят.

Лобастик осторожно толкнул дверь.

— Мы внутри реактора, но нас заперли в кладовке, — сообщил он. — Что будем делать?

— Может, перекусим? — предложил Пупырь. Он нашарил на полу кладовки упаковку с какими-то таблетками и, не разобравшись, проглотил несколько штучек.

— Дрянь какая! Это перигидроль для окраски волос! — пожаловался он. — В жизни не ел такой гадости!

Бормоглотик и Отелло огляделись кругом, соображая, как отсюда выбраться. С одной стороны была запертая дверь, за которой слышались голоса поварят, с хихиканьем деливших украденные деньги, а с другой — стена, оббитая какой-то морозоустойчивой жестью. На полу стояли ящики с химической солью, банки с консервированным мясом (мутантики старались в них даже не заглядывать,  догадываясь, что может оказаться внутри).

— Мы надежно заперты. Если что-нибудь не придумаем, нам конец, — сказал Отелло, дрожа от холода. В кладовке был мороз как в холодильнике, чтобы продукты дольше не сохранились.

Бормоглотик приложил глаз к щели и стал  наблюдать за поварятами.

— Если бы поварята очень захотели, то нашли бы способ нас открыть... Но как нам их перехитрить — ума не приложу, — размышлял он.

Думая некоторое время над разрешением этой проблемы, он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

— Знаю! Отелло, ты умеешь подражать голосам животных?

— Смотря каких. Я умею лаять, как красноглазая собака, и мурлыкать, как треххвостый кот. Ещё я умею кричать, как сова, трубить, как синерогий олень, и хрюкать, как свинья, и...

— Хватит! — остановил его мутантик. — Вполне достаточно будет красноглазой собаки. Ты можешь скулить, как щенок?

— Попробую. Только не понимаю, зачем это нужно... — Отелло пожал плечами. Он подобрался к дверной щели, прокашлялся и заскулил очень убедительно:

— У-у-а! У-у-а!

Поварята насторожились и подошли к кладовке.

— Ты слышал, Бум? Туда забежал щенок! — сказал Дрызг. — Он сейчас все перепортит, изгрызёт все продуктовые запасы и сделает лужицу в химическую соль...

— Вот-вот, — перебил его Бум. — А старший повар решит, что щенка подбросили мы и велит нас искупать. Нужно скорее выбросить этого щенка, пока его никто не заметил.

Поварята бросились к двери и стали дергать за ручку, но кладовка была заперта на замок.

— Я знаю, где запасной ключ, — прошептал Бум. — Я видел, как повар прятал его в старую кастрюлю на верхней полке... Пойди принеси!

Дрызг сбегал за ключом. Юные недоросли открыли замок и заглянули в кладовку. Тотчас из темноты их подхватили сильные руки Пупыря и Бормоглотика и затолкали в бочку. Поварята шумели и вопили, но их криков почти не было слышно, и из бочки доносился только гул.

Мутантики, закрыв на замок кладовку, выскочили из кухни и прокрались по внутренней лестнице на второй этаж, к личным покоям Рыжей Карлы, где около тронного зала день и ночь несли стражу двое телохранителей, которых назначал лично начальник стражи Пуп.

Мутантики притаились за поворотом коридора и стали решать, как проникнуть в покои Королевы, минуя стражу.

— Ждите меня здесь, я стану невидимым, — прошептал Пупырь.

Нос его замерцал, как всегда перед превращением, очертания сделались прозрачными, а потом шерстюш исчез.

— Я скоро вернусь. Бормоглотик, будь осторожен! — послышался шёпот, а потом легкие крадущиеся шаги направились к покоям Рыжей Карлы.

Телохранители неподвижно стояли перед входом в покои Королевы, скрестив алебарды — огромные копья, которыми можно было не только колоть, но и рубить.

Пупырь, нагнувшись, прошёл под копьями и приоткрыл стальную герметичную дверь реактора. Двери в реакторе, как во всех секретных объектах, были массивными и тяжелыми, запирались на специальные огромные запоры, приводимые в действие ввинчивающимися колесами, как на подводных лодках и в бункерах. Услышав скрип колеса, стражники оглянулись.

— Ты что-нибудь слышал? — спросил один телохранитель у другого. — Что-то лязгает.

— Наверное, послышалось, — ответил другой. — Давай посмотрим, может у Королевы с той стороны рычаг заклинило, и она не может выйти?

Карлики приоткрыли дверь и осторожно заглянули в личные покои Карлы. Королева спала на медвежьей шкуре, и её рыжие волосы разметались по бурому меху.

Убедившись, что все спокойно, телохранители осторожно, чтобы не разбудить Карлу, закрыли дверь и повернули колесо.

Пупырь успел проскочить в покои и теперь остался наедине со спящей Королевой. Она ворочалась во сне и что-то шептала. Надеясь, что узнает, где Рыжая Карла спрятала камень, Пупырь подкрался к ней, присел на корточки рядом и прислушался.

— Я поняла, бабушка... Лес... сжечь Лес... Заклинание засухи... Если дождь не начнется ещё три дня, он не начнется уже никогда... — бормотала во сне Королева, и её нервные, дрожащие руки вырывали из шкуры клочья меха.

Но даже во сне она была осторожна и ничего не сказала про лунный камень. Чувствуя, что невидимости у него остается уже совсем мало и вот-вот он снова станет различимым, Пупырь обыскал весь тронный зал, но опала нигде не нашёл.

Тогда он решился на крайнюю меру. Он где-то читал, что если шептать на ухо спящему какой-нибудь вопрос, при этом так тихо, чтобы он не проснулся, то тот может проговориться.

Пупырь нагнулся к уху Рыжей Карлы и тихо-тихо, едва различимо, произнес:

— Камень... Волшебный камень... Куда ты его спрятала?

Карла привстала, на мгновение приоткрыла глаза, так что Пупырь решил, что она проснулась, но потом опять легла и перевернулась на живот. Шерстюш выждал ещё несколько секунд и повторил:

— Где камень?

— Волшебный камень завалило в тоннеле... Он теперь под землей... — прошептала во сне Карла.

— А другой? Где другой камень?

Ответа на этот вопрос Пупырю пришлось ждать долго, он уже приготовился повторить его, но тут Королева сказала во сне:

— В седельной сумке... В седельной сумке у Герцога. Там он в полной безопасности. Герцог разорвет каждого, кто не знает секрета...

— Какого секрета? — повторил Пупырь. — Какого секрета?

Но очевидно он спросил слишком громко, потому что Карла проснулась,  вскочила со шкуры, ошалело оглядела пустой зал и крикнула:

— Кто здесь? Я спрашиваю, кто здесь? Эй, стража!

Телохранители ворвались в зал, и Пупырь, почувствовав, что его тело уже начинает пульсировать и покалывать — признак того, что он вот-вот станет видимым, выскочил из покоев Королевы и нырнул за угол коридора, где его ждали Бормоглотик с Отелло. Едва он спрятался, как вначале стал видимым его большой светящийся нос, потом голова, после этого — туловище, а последними руки и ноги.

— Ну как всё прошло? Узнал, где камень? — спросил Отелло.

— Потом расскажу... надо отсюда убегать, а то Королева может приказать обыскать этаж... — и Пупырь потянул друзей к выходу на запасную лестницу, ведущую на чердак.

У лестницы должен был стоять стражник, и к двери даже было прислонено его копье, но, очевидно, он на минуту отошёл, и мутантики беспрепятственно покинули королевский этаж и поднялись на третий уровень реактора, к чердаку.

— Ну вот, теперь можно говорить, — сказал Пупырь, убедившись, что за ними никто не следит. — Королева сказала во сне, что кристалл у Черного Герцога в седельной сумке. Как вы думаете, кто это может быть?

— Чёрный Герцог? Впервые слышу, — Бормоглотик откинул тяжелый люк чердака и вдруг попятился так резко, что едва не сшиб с ног Отелло.

— Ты чего? — удивился лобастик.

— К-кажется, я только что догадался, кто такой Чёрный Герцог, — и мутантик показал куда-то вверх.

Вцепившись мощными когтистыми лапами в стальную перекладину, под крышей чердака висела огромная летучая мышь с кожистыми крыльями и ушами, изгибавшимися в форме короны. Пупырь узнал чудовище и потрогал своё кое-как перевязанное Мумуней плечо. Он надолго запомнил, как в Старом Городе этот монстр едва не отправил его на тот свет.

Но сейчас Герцог висел на перекладине под потолком совершенно неподвижно, и только прозрачные перепонки на его немигающих глазах чуть подрагивали.

— Он нас не видит? — шёпотом спросил Пупырь.

— Днем летучие мыши спят, — объяснил Отелло. — Но это не значит, что они не могут проснуться. И тогда: умри, несчастная! Как бы сыт ни был этот красавчик, место в желудке ещё для троих у него всегда найдётся.

— Королева говорила, что к Герцогу нельзя подойти, если не знать какого-то секрета, — вспомнил шерстюш. — Я старался выяснить, что это за секрет, но тут Карла проснулась, и мне пришлось убежать.

— Значит, кристалл у него в седельной сумке? — Бормоглотик разглядел на спине у летучей мыши седло с высокой лукой и предположил, что седельные сумки приторочены к нему сзади.

Чердак реактора был очень высоким, а летучая мышь висела под самым потолком, так что добраться до её седельных сумок было совсем непросто, даже если бы когти Чёрного Герцога не грозили отважившемуся смельчаку.

— Кажется, лезть придётся мне, — сказал Бормоглотик не очень уверенно. — Всё-таки я кошачий мутантик.

— Будь осторожен, — предупредил Пупырь. — Мне не хотелось бы терять любимого зятя, а то кто ещё возьмет мою Трюшу?

— Если вы увидите, что эта птичка-невеличка зашевелилась, дайте мне знать! — попросил отважный Бормоглотик. Он на всякий случай зажал в зубах нож и пополз вверх по толстой веревке, свисавшей с перекладины.

Чёрный Герцог пока ещё не чувствовал, что к нему кто-то приближается. Он был сыт, устал после долгого ночного перелёта и крепко спал. Но чем ближе подбирался к нему по веревке мутантик, тем беспокойнее становилось спящее чудовище. Оно зашевелилось, а один из его круглых подслеповатых глаз открылся и в упор уставился на непрошенного гостя.

— Осторожно! — закричал Отелло снизу. — Он завозился!

— Сам вижу, — проворчал Бормоглотик. — Чем орать, лучше бы узнал, о чём он думает.

— О разном, — заметил Отелло. — У него в мыслях полнейшая путаница. Но одно точно — что-то в тебе ему не нравится, а пошевелиться, чтобы тебя сожрать, пока ещё лень.

— А что именно ему не нравится? Видишь ли, для меня это важно, — Бормоглотик зацепился хвостом и ногой за перекладину и подтянулся к перекладине.

Чёрный Герцог уже совсем проснулся и лениво ждал, пока добыча приблизится на такое расстояние, когда её можно будет сожрать, не затрачивая при этом особых усилий. Герцог был сыт, он съел свинью и синерогого оленя и охотиться сейчас ему не хотелось.

Его хищные ноздри раздувались, а сладки кожи на лбу чуть морщились, как у хищника, приготовившегося к прыжку.

— Подожди, Бормоглот... Не рискуй! Ему не нравится твой запах, — крикнул Отелло, все это время напряженно вслушивавшийся в мысли чудовища.

— Мой запах? Неужели карлики, которые никогда не моются, пахнут лучше? — обиделся чистоплотный мутантик, который всегда очень следил за собой.

Он сел на перекладине в нескольких метрах от чудовища и балансировал на ней, не решаясь приблизиться к Герцогу.

— Он любит чеснок и разрывает всех, кто не пахнет чесноком, — крикнул Отелло. — Это, наверное, и был секрет Рыжей Карлы. В правой седельной сумке у него чеснок, а в левой — опал. Натрись чесноком, и тогда он не тронет тебя!

— Легко сказать: пока я натрусь, он меня три раза сожрёт! — проворчал Бормоглотик.

Он привстал и прикинул расстояние до седельной сумки с чесноком. Балансируя по перекладине, он приблизился к чудищу чуть ближе, чем было нужно. Терпение Герцога истощилось, он решил напасть, щелкнул челюстями и стал раскрывать крылья. Момент был критический.

— Берегись! — крикнул Пупырь.

Но Бормоглотик прыгнул на мгновение раньше, чем мышь взлетела. Он подтянулся на стремени, вскочил в седло и вцепился в луку, понимая, что сейчас ему придется туго.

Герцог гортанно закричал и попытался повернуть голову, чтобы уничтожить незваного всадника, но очень непросто подцепить того, кто у тебя на спине, и зубы хищника щелкали впустую. Тогда чудовище взлетело и стало метаться по чердаку, выделывая немыслимые пируэты и кульбиты, чтобы сбросить седока и разбить его о плиты пола.

Но кошачий мутантик держался крепко, хотя чувствовал себя ковбоем, укрощающим быка. Он ухитрился расстегнуть седельную сумку и, захватив пригорошню сухого чеснока, сунул его под нос Чёрному Герцогу.

Почувствовав столь привычный для неё запах повелительницы, летучая мышь успокоилась, и полёт её стал более ровным. Чёрный Герцог опустился на пол и сложил крылья. Пока Бормоглотик держал у его носа чеснок, чудовище вело себя смирно, как ягнёнок. Осмелевший Отелло смог даже погладить Герцога по кожистой складке вокруг его страшных челюстей.

Снизу по лестнице, ведущей на чердак, загрохотали шаги стражников. Это был обычный обход реактора, который они совершали через каждые два часа. Если стражники схватят их на чердаке, то все пропало — даже с волшебным камнем им не выбраться отсюда.

Пупырь навалился на люк, чтобы карлики сразу не смогли открыть его, а Отелло вооружился тяжелой палкой, которую нашел на полу.

— Защищайтесь, сударь, я буду иметь честь атаковать вас! — торжественно произнёс он и уронил палку себе на ногу.

Бормоглотик расстегнул вторую седельную сумку и нашарил на самом её дне теплый продолговатый кристалл молочно-белого цвета. Даже не верилось, что этот меняющий температуру камень, дымчато-молочного цвета, и есть опал-двойник, который в первое полнолуние июля, воссоединившись с Магическим Кристаллом, усилит его волшебные свойства в несколько раз и даст тому, кто будет им обладать, его огромную силу.

— Там кто-то заперся! Объявить тревогу по всему реактору! Оповестить Королеву! — послышался крик с лестницы, и карлики забарабанили в люк булавами.

— Теперь нам не уйти! — обречёно сказал Отелло. — Они перекроют все входы и выходы! А если выпрыгнуть из окна, мы разобьемся о плиты...

— А, может, и не разобьёмся, — заметил Бормоглотик, бросая в приоткрытую пасть Герцога несколько горстей чеснока, который тот с жадностью проглотил. — Как насчет того, чтобы немножко полетать?

— А ты уверен, что сможешь им управлять? — поинтересовался Пупырь. Он сидел на люке, который под ним вздрагивал от ударов карликов. Так что эти слова шерстюши произнёс в подскакивая, как на лошади.

— А вот это мы скоро узнаем! — пообещал Бормоглотик. — Отелло натирайся чесноком и пусть также сделает Пупырь!

Натеревшись чесноком, мутантики вскочили на спину Чёрного Герцога: Бормоглотик с Пупырем в седло, а Отелло позади, держась за луку.

Теперь, когда люк больше не удерживали, он отлетел после первого же удара, и на чердак ворвались стражники. Впереди с трехгранной булавой бежал Пуп, за ним — Требуха с метательным кинжалом, а замыкали телохранители Карлы.

Увидев мутантиков на спине у летучей мыши, карлики рванули было к ним, но так как от них не пахло чесноком, Герцог щелкнул зубами, едва не перерубив пополам успевшего отскочить Пупа, а Требуху он ударил крылом с такой силой, что толстуха  слетела с лестницы, сбив с ног всех поднимавшихся по ней телохранителей.

— Бросайте в них копья! Они не должны уйти! — завопил Пуп, но было уже поздно.

Чёрный Герцог вылетел из чердачного окна, планируя на кожистых крыльях, сделал круг над реактором и, направляемый Бормоглотиком, устремился в сторону Странного Леса.

Карлики бегали по двору и кричали что-то, размахивая булавами. Кое-кто бросал вслед Черному Герцогу копья, но летучая мышь была слишком высоко, и они не долетали до цели.

— Эгей! Мы летим! До полуночи, Королева! Надеюсь, ещё увидимся! — закричал Бормоглотик.

Из озорства он свесился из седла и помахал рукой застывшей в окне тронного зала Рыжей Карле. Кошачий мутантик был уже далеко и не мог рассмотреть выражения её лица, а если бы вдруг увидел, то ему стало бы страшно.

В минуту опасности, когда на карту было поставлено всё, Рыжая Карла не терялась, не падала духом, а сосредоточивалась и готовилась к новым схваткам.

— Увидимся? Я тоже на это надеюсь! — пробормотала Королева. — И гораздо скорее, чем ты предполагаешь.

Она сконцентрировалась на примитивном мозге Чёрного Герцога и зашептала слова заклинания на языке летучих мышей:

— Возвращайся! Ты должен вернуться к своей повелительнице. Принеси мне похитителей камня, и их плоть станет твоей плотью, а их мясо — твоим мясом...

Древнее заклинание подействовало. Чёрный Герцог, который был уже над Странным Лесом, круто развернулся и решительно, не подчиняясь Бормоглотику, изо всех сил дергавшему за поводья, полетел назад к реактору.

— Карла позвала его! Он летит к ней! Я не могу его удержать! — закричал Бормоглотик сквозь свист ветра.

— Тогда прыгаем! — крикнул Пупырь. — Лучше разбиться, чем вернуться в реактор!

И мутантики бесстрашно спрыгнули со спины чудовища и с криком, подняв тучу брызг, упали прямо в глубокую запруду около разрушенного моста. Они ушли под воду с головой и даже коснулись ногами дна, но вода ослабила падение и никто серьезно не ушибся. И шерстюши, и лобастики хорошо плавают, и им не стоило большого труда выбраться на берег.

Первым делом они посмотрели наверх, не навис ли над ними Герцог. Но огромная летучая мышь была уже крошечной точкой, подлетавшей к реактору. При солнечном свете чудовище плохо видело и не стало их преследовать.