ГЛАВА 3.

ВОЗДУШНЫЙ ШАР

Даже сломанные часы дважды

 в сутки показывают точное время.

Лучи восходящего солнца нерешительно проникли сквозь ставни в мрачный зал реактора и упали на лицо Рыжей Карле. Королева рывком приподнялась на медвежьей шкуре, увидела карту, лежавшую рядом на полу, и мгновенно обо всем вспомнила.

— Подъем! Хватит дрыхнуть! — повелительница стала трясти Требуху, которая спала на ступеньках трона, подложив под правую щеку измазанные жиром ладони. Рядом с толстухой громко похрапывал, словно чихал, начальник телохранителей Пуп, даже во сне сжимавший в руке короткую массивную булаву — символ своей власти.

Когда Требухе надоело, что кто-то ее трясет, она, не просыпаясь, превратилась в штангу. Убедившись, что ни разбудить, ни оторвать толстуху от пола не удается, Королева взялась за Пупа.

— Эй, недотепа, вставай! Мы выступаем! — крикнула она ему в ухо. Но перебравший накануне начальник телохранителей, не просыпаясь, заткнул ухо пальцем и перевернулся на другой бок.

Тогда Рыжая Карла прищурилась и хлопнула в ладоши, призывая стражу.

— Значит, не желаете просыпаться! Ладно, сурки, дождетесь у меня! Облить их водой! — приказала она.

По распоряжению Королевы в зал вбежал карлик Глюк с лейкой. Как только первые капли попали на Требуху и Пупа, те с диким воплем вскочили.

Пуп увидел в руках Глюка лейку, которую тот не успел спрятать за спину, и мстительно нахмурился.

— Ну спасибо тебе, Глюк! Спасибо, дружок! — прорычал он.

— Спасибо не булькает! — робко хихикнул карлик и тотчас получил такой удар, что не устоял на ногах.

— Пуп, Требуха! Проснулись, а теперь марш в поход! — заявила Рыжая Карла, выходя из-за трона.

— В поход? В какой? — поразился начальник телохранителей, потирая обожженные водой места.

— За сокровищами Черного пирата! Возможно, экспедиция займет у нас много месяцев. Ты рад, Пупочек? Не вижу в твоих глазах восторга! — насмешливо заметила Королева.

Обомлевший Пуп разжал ладонь, и булава, символ его власти, с грохотом упала на плиты пола.

— Что стоишь, лысый череп? Живо собирай солдат! — рявкнула Карла, и начальник телохранителей пулей вылетел из зала.

Требуха, быстро оправившись от удивления, робко спросила, куда они направляются.

— Плывем через океан, — коротко ответила Королева.

При словах “плыть” и “океан” фаворитка вздрогнула, но попыталась скрыть страх. Внезапно в голову ей пришла тревожная мысль, она метнулась на кухню и, разогнав поварят, при ее приближении бросившихся прятаться в пустые котлы, стала набивать мешки копчеными вороньими и грачиными лапками.

— Маловато будет, надо с собой силки захватить! — бормотала толстуха.

Спустя десять минут во дворе реактора Рыжая Карла провела смотр той части войска, которую она брала с собой в дальний поход.

Бешеный Блюм прохаживался вдоль строя и вопил гнусавым голосом матерого сержанта:

— Отделение! Равняйсь, сми-ирно! По беспорядку номеров р-рассчитайсь! Всем стать одного роста! Головы вобрать, животы выпятить!

На асфальте с проросшей сквозь него травой и кустарником в полном боевом снаряжении переминались с ноги на ногу готовые выступить карлики. Здесь были наши хорошие знакомые: Кука, Глюк, Оболдуй, Цыкающий Зуб, Жлоб, а также Кукиш, Свиное Рыло, Трам, учительница Грымза, шпион Нытик и повар Хапчик с поварятами Дрызгом и Бумом. Вдоль строя ходили Бешеный Блюм и Собачий Хвост, успевшие прийти в себя после вчерашнего купания.

Вначале некоторые карлики пытались шутить над вождями, решив, что водные процедуры поубавили их обычную спесь, но сразу поплатились за это. Через несколько минут эти ниспровергатели авторитетов со множеством шишек и переломов лежали в лазарете, залечивая раны, сопели от возмущения и жевали лейкопластырь — единственное лекарство, которое признают жители взорвавшейся АЭС.

Все карлики, а особенно Блюм и Хвост были увешаны оружием, как елочными игрушками. Чего у них только не было: и копья, и арбалеты, и метательные кинжалы, и булавы, и мечи, и кнуты с крючьями, и небольшие полукруглые щиты с острым выступом в середине! За спиной у Собачьего Хвоста висело подводное ружье внушительного вида, запасные металлические стрелы для которого хранились в колчане за поясом.

Одетая, как для военных походов, Рыжая Карла произнесла короткую, но пламенную речь:

— Карлики! Мы отправляемся на край земли за Мечом-кладенцом! Наша дорога будет долгой и, возможно, не все вернутся, но те, кто не струсит, прославят свои имена! Обещаю отважным богатую добычу! Когда Меч окажется у меня, нам покорятся земли и не будет во всей подлунной народа могущественнее карликов! Каждый из вас, слышите каждый, станет правителем одного из мутанародов, а я буду верховной повелительницей! Хотите ли вы идти за мной, мои воины?

— Да, Королева! Мы с тобой до конца! Да здравствует Рыжая Карла! — раздались нестройные выкрики, и воодушевленные обещаниями карлики стали размахивать над головами оружием.

— Я буду повелителем мутанарода! — пискляво вопил Кукиш, молотя по воздуху палицей.

— Ты фначале фопли фытри, фофефитель! — язвительно посоветовал ему Цыкающий Зуб.

Стоя в строю рядом с Глюком, карлик Жлоб вытащил поломанный калькулятор и, нажимая на все кнопки подряд, стал считать:

— Значит так, Глюк, за тобой должок! На случай, если ты погибнешь, давай рассчитаемся прямо сейчас. За тобой два кусочка стержня. Два — это один и один. Один плюс один равно одиннадцать, прибавляем нолик, который ничего не значит, и получается сто десять! Гони денежки!

— Размечтался, одноглазый! — Глюк выбил у вымогателя калькулятор и зашвырнул в пруд.

— Полезешь доставать! — рассвирепел Жлоб и бросился на обидчика с копьем, но Бешеный Блюм их расстащил.

— Совсем сдурели! Здесь повелительница! Скажи спасибо, Глюк, что она не бросила тебя в пруд! — заорал он.

Опасаясь, как бы ее вдохновленные обещаниями подданные не начали потасовку, Королева приказала воинству выступать.

Она забралась в повозку с колесами, сделанными из канализационных люков, в которую были впряжены сорок красноглазых собак, и щелкнула бичом. С лязгом и скрипом колымага тронулась.

— Подождите меня, Ваше Величество! — из реактора, размахивая руками, выбежала Требуха с мешком окорочков и на ходу вскочила в повозку.

Пуп тоже хотел забраться к Королеве, но Карла его вытолкнула, заявив, что ему не мешает пробежаться, чтобы растрясти жирок. Требуха, также не отличавшаяся стройностью, затихла, как мышь, опасаясь, как бы и ее не выставили из повозки.

За Королевой на колеснице загрохотал по асфальту Бешеный Блюм. Суровый вождь подгонял собак, подсчитывая, насколько он опередит Собачьего Хвоста. Блюм не замечал, что держась за тонкую веревку, привязанную к его колеснице, за ним на трехколесном велосипедике буксируется его молодой враг.

Кука, Оболдуй, Свиное Рыло и Жлоб ехали на самокатах, а Кукиш с Глюком — на детских педальных машинках, и было смешно и одновременно страшно смотреть на мрачных широкоплечих карликов, которые с серьезным видом используют этот забавный транспорт.

Нытик превратился в большое колесо со спицами и, быстро вращаясь, катился по дороге, лишь немного отстав от королевских вождей.

— И как у него голова не закружится? У меня бы точно закружилась! — завистливо ворчал Свиное Рыло.

Он держался за ручки самоката и отталкивался ногой от земли. Кукиш с Глюком сосредоточенно нажимали педальки своих машин, время от времени, так как гудки у них не работали, покрикивая “би-би!”

Остальные карлики, придерживая бряцающее оружие, бежали размеренной и неторопливой рысцой, и должно было пройти много часов, прежде чем они начали бы уставать.

Рыжая Карла вела воинов к высохшему затону. Довольно плохо, как все мутантики, зная географию, она собиралась скакать по его дну до океана, найти в прибрежном порту сохранившийся корабль и доплыть на нем до необитаемого острова.

Не останавливаясь, чтобы сделать привал, реакторное воинство оставило позади Оранжевый Лес, наискось пересекло равнину и до наступления сумерек совершило переход в добрых восемьдесят километров.

Лишь увидев, что красноглазые собаки, мчавшие колесницу, начинают уставать, Королева натянула поводья, остановилась и, спрыгнув на землю, впервые за день обернулась.

Они с Требухой были совершенно одни в степи, и лишь четверть часа спустя к ним начало подтягиваться уставшее войско. Вначале в клубе пыли показался Бешеный Блюм, за ним на буксире — Собачий Хвост, Нытик, самокатчики и последним, высунув язык, приковылял начальник телохранителей Пуп.

— Что тащитесь как черепахи? Стыдитесь, я — слабая женщина — настолько вас опередила! — рявкнула Карла, со свойственной правителям небрежностью забывая, что в ее колесницу впряжены сорок лучших собак.

Видя, что подданные вконец вымотаны и сегодня едва ли смогут продолжить путешествие, повелительница смилостивилась и устроила привал. Вскоре посреди равнины запылали костры, над которыми на вертелах жарились кабаньи туши. Между кострами, отгоняя зубастых карликов и грозя ошпарить их кипятком, деловито сновали повар Хапчик и его подручные Дрызг и Бум.

Хапчик был мрачнее тучи: находясь у всех на виду, он впервые в жизни ничего не мог украсть. Вынужденная честность приводила его в негодование, и он то и дело орал на голодных карликов, осмелившихся слишком близко подойти к котлам и тушам.

— Знаю я вас, ворье! Одно у вас на уме, как бы что слямзить! Катитесь колбаской по улице Спасской! — вопил старший повар, размахивая разделочным ножом.

Поужинав и швырнув Нерпе кость, Рыжая Карла пересела поближе к потрескивающему костру и приказала Пупу и Требухе превратиться в широкую кровать.

— Выступаем с рассветом! Хвост, прикажи выставить ночную стражу! — распорядилась она, расстелила на импровизированной постели шкуру и заснула.

— Перекусить, что ли? Эй, малый, а ну подвинь-ка тот мешок! — проскрипела Требуха, вынужденная стать спинкой кровати.

Кое-как толстуха высвободила одну руку и стала жевать вороньи крылышки. Если бы это увидел человек неподготовленный, он наверняка решил бы, что спятил: кровать с торчащей из нее рукой, поедающая птичьи лапки!

— Тебе-то хорошо, тетушка, ты — спинка, а я матрас: на меня вся тяжесть приходится! — уныло пожаловался начальник телохранителей.

Хвост и Бешеный Блюм расставили вокруг походного лагеря ночную стражу, с ненавистью покосились друг на друга и, не выпуская из рук оружия, прилегли на походные деревянные щиты, которые, помимо защиты от стрел и копий, служили для переправы через неширокие водоемы.

— Надеюсь, ты не вернешься из похода, Хвост! Я с удовольствием буду присутствовать на твоих похоронах, — сказал Блюм.

— Взаимно, старик! Что касается твоих похорон, то их можно ускорить! — ответил молодой вождь и красноречиво прикоснулся к подводному ружью.

Обменявшись любезностями, ненавидевшие друг друга вожди погрузились в сон. Над лесом взошла полная луна, и наступила ночь — первая ночь великой экспедиции за сокровищами Черного пирата.

А сейчас вернемся немного назад, чтобы узнать, как дела у шерстюш и лобастиков.

В полдень, когда дедушка Умник на скейте[3], Бубнилка, Хорошист и Отелло встретились у ручья с Пупырем, Бормоглотиком и Трюшей, карликов уже и след простыл, и даже пыль от их колесниц и самокатов давно улеглась.

Ловко цепляясь за ветки, мутантик с двумя пупками забрался на верхушку самой высокой в лесу сосны и постарался с нее рассмотреть направление движения реакторных карликов.

— Эй, Бормоглот, видишь что-нибудь? Куда они пошли? — крикнула снизу Трюша.

Мутантик покачал головой. Хотя ни врагов, ни поднимаемой ими пыли он не заметил, Бормоглотик не сразу слез с дерева, любуясь открывшимся ему видом Мутатерриторий. Вокруг, насколько позволял охватить глаз, раскинулся Лес, в котором кошачий мутантик вырос и который знал так же хорошо, как свое болотце.

У ручья шумел камыш, покачивались вершины — в Лесу сотнями оттенков желтого, красного, зеленого и оранжевого бушевала осень.

— Нашел их, Бормоглот? — снова крикнула Трюша.

— Не-а, ничего не видно! — донесся сверху голос ее жениха.

— Вот уж не думал, что нам когда-нибудь придется искать и кого — карликов! “Во, блин, дела!”, как сказал бы Вильям Шекспир, — невесело усмехнулся Отелло.

Он был унылый лобастик, часто жаловался на жизнь и портил всем настроение. Со своим братом Хорошистом Отелло ссорился чуть ли не со дня рождения, и они вечно цеплялись друг к другу. Больше всего на свете Отелло любил приписывать Шекспиру всякие забавные фразы и часто повторял стишок собственного сочинения: “Кто Шекспира не читает, ни фига о нем не знает!”

— А если настроиться на мысли карликов и по мыслям узнать, где они сейчас? — предложила Трюша.

— Хм, можно попробовать! Только не отвлекайте меня вопросами и не мешайте сосредоточиться! — пошатываясь на слабых ногах, дедушка Умник перебрался со скейта на пень и, закрыв глаза, стал массировать виски.

— Он настраивается на телепаточастоты карликов! — прошептал Отелло на ухо Пупырю.

— Что такое телепаточастоты? — удивился Пупырь. Шерстюш знал все философские толкования бытия и все трактаты по метафизике, но ничего не понимал в телепатии и телекинезе.

— Диапазон распространения мыслеволн! — зевнул Отелло. — У каждого мозга собственный вектор направленности и интенсивность телепаточастот. Как сказал бы Вильям Шекспир, “сумма углов в квадрате не мотивируется таблицей умножения.”

Пупырь не понял ни слова, но, не желая признаться в этом, глубокомысленно кивнул.

Прошло несколько минут, прежде чем дедушка Умник вновь открыл глаза. Его странствующее в заоблачной выси сознание вернулось в тело.

— Что, дедусик, нашарил думалки карлюсиков? — спросила Бубнилка.

— Нашарить-то нашарил, да что толку? Если бы ты знала, какие тупые мысли у этих карликов! Они думают о чем угодно, только не о том, что нам нужно! — с раздражением проворчал Умник.

— Ты не фигасики не узнал, отец? — разочаровался Хорошист.

— Почему не узнал? Разве я начинающий телепат, чтобы вернуться ни с чем? Пошарив по пустым головам, в конце концов я проник в мысли начальника телохранителей! — хитро улыбнулся старый лобастик.

— Пупа?

— Его самого! И зол же он! Ругает Королеву упрямой Карлухой, потому что она не взяла его на колесницу. По обрывкам его мыслей мне удалось выяснить, что карлики направятся к океану по высохшему затону, найдут корабль и поплывут на необитаемый остров, где зарыты сокровища.

— А где находится остров? — спросил спустившийся с сосны Бормоглот.

— Пуп не знает, потому что карта у Королевы.

— А в ее сознание нельзя забраться? Дедусик, пожалуйста, попробуй! Ты же умеешь! — Бубнилка прижалась к старику.

Лобастик погладил ее по похожей на редиску голове:

— Не все так просто, внученька. Рыжая Карла умеет выставлять мыслеблоки. В ее сознание можно проникнуть лишь, когда она спит, но тогда мы не узнаем координат, потому что цифры не будут ей сниться.

— Так я и знал, что у нас ничего не получится. С каждым годом дела идут все хуже! “Ща копыта отбросим!”, как сказал бы Вильям Шекспир, — ворчал Отелло, помогая отцу перебраться на скейт, которым старый лобастик управлял с помощью телекинеза (способности передвигать предметы на расстояние силой мысли). Этот навык развился у лобастика под старость взамен ослабевших ног.

— Какие мы времятерялки! Изруковонвывалительство! Надо устроить торопишки и поспешалища, а то будут опоздалки! Пора делать бежалки! — крикнул Хорошист, приплясывая на месте.

Он хотел немедленно отправиться в путь, но остальные участники экспедиции не были склонны разделить его пыл.

— Так просто за карликами не угнаться. Реакторное войско делает переходы почти по сто километров в день, а среди нас девушка, старик и ребенок. Скоро они выбьются из сил, и мы безнадежно отстанем, — здраво возразил Пупырь.

— Что же делать? — спросила Трюша.

— Думать, дочка, думать! Иногда пять минут подумать полезнее, чем пробежать тысячу верст! Это дурные головы ногам покоя не дают, — укоризненно посмотрев на Хорошиста, папа-мутантик сел на камень, сложил на животике ручки и, шевеля большими пальцами, на долгие полчаса погрузился в размышления.

Бормоглотик затруднился бы сказать, думал ли Пупырь на самом деле или глубокомысленно тер нос, морщил лоб и вздыхал, изредка издавая многозначительные “м-м-м”, “хм”, “мда” или “угу”. Порой кошачьему мутантику казалось, что отец его невесты притворяется, а иногда, что он действительно размышляет. Наконец Пупырь, будто бы для того, чтобы сосредоточиться, опустил голову на грудь, закрыл глаза и начал тихонько похрапывать.

— Обдурительство, вредительство и заносоводительство! Сказал, что будет думать, а сам устроил храпелки и соподрыги! — возмутился Хорошист.

Когда все убедились, что шерстюш спит, и хотели его разбудить, он вдруг вздрогнул, вскочил с камня и сказал:

— Провел я вас, оболтусы? Поверили, что я спал?

— А кто храпел?

— Как храпел? Вот так: “хр-шш!”, “хр-шш-пшш?” Это я не храпел, а размышлял!

— Ну и как, наразмышял что-нибудь? — с иронией спросила Трюша.

Пупырь укоризненно покосился на нее и погрозил пальцем:

— И ты, ты могла в этом усомниться?! О, дочери, как вам недостает доверия к собственным отцам! Разумеется, я нашел выход из положения! Если б эта была чья-то чужая идея, а не моя собственная, я не постыдился бы назвать ее гениальной!

Отелло воткнул в землю прямую палочку и, взглянув на тень, увидел, что его простейшие солнечные часы показывают то ли второй, то ли третий час.

— Как сказал бы Вильм Шекспир, “полный атас”! Мы уже полдня потеряли! — пробурчал он.

— Буду совсем краток. Если мы не сможем догнать Карлуху на своих двоих, то должны изменить способ передвижения, — торжественно сказал папа-мутантик.

— Мы что, полетим, как курочки-рябы? Кудах-кудах? — Отелло насмешливо замахал руками, точно собирался оторваться от земли.

— Вот именно полетим! На воздушном шаре! — Пупырь победоносно взглянул на лобастика.

Тот хотел сказать, что у них нет воздушного шара, но вспомнил, что неподалеку от Старого города находится центр аэронавтики, или попросту воздухоплавания. Он уцелел после землетрясения и, возможно, если поискать, шар там можно найти.

Опасаясь, как бы попутный ветер в сторону океана не переменился, мутантики помчались к центру аэронавтики и час спустя перелезали через бетонной забор. База воздухоплавания, которая когда-то использовалась для метереологических исследований, располагалась в невысоком двухэтажном здании, со всех сторон окруженном сараями и пристройками.

В центре аэронавтики всё осталось, как в день взрыва на АЭС. Правда, за прошедшие столетия здание кое-где обвалилось, окна зияли черными дырами выбитых стекол, а деревянные части сараев выглядели обветшавшими.

Вскоре Хорошист, обладавший талантом очень быстро находить необходимое, обнаружил в ангаре хорошо сохранившийся воздушный шар с корзиной.

Стоило Бормоглотику дотронуться до поверхности шара, как у него проснулась память вещей — уникальное умение, свойственное на Мутатерриториях ему одному. Благодаря этому качеству кошачий мутантик, прикоснувшись, мог уяснить предназначение любого предмета или механизма, определить, как им управлять и как его чинить. Однажды он сумел восстановить ржавый трактор и во время одного из сражений разогнал им карликов. Правда, трактор быстро сломался, но память об этом подвиге сохранилось на Мутатерриториях на долгие времена.

А сейчас, бегая вокруг шара, Бормоглотик грамотно распоряжался, куда поставить заплатку, сколько баллонов со сжатым газом подтащить и как правильно прикрепить корзину.

— А мешки с песком зачем? — отдуваясь, спросил Пупырь, которому вместе с Отелло было поручено привязывать их к бортам корзины.

— Это балласт! Если шар начнет падать, мешки можно сбросить и набрать высоту, — объяснил его будущий зять.

— Мы еще и падать начнем? Ай-ай-ай! Может, я лучше на скейтике прокачусь? — встревожился дедушка Умник, справедливо полагая, что в его возрасте чем меньше подобных потрясений, тем лучше.

— Не волнуйтесь! С балластом нам бояться нечего! — заверил старичка Бормоглотик.

— А если будет лопалка? Мне как-то папусик шаричек надувал, а он взял да и устроил бабахалку! Мы едва не оглохли! — забеспокоилась Бубнилка.

— Шар для воздухоплавания не может лопнуть! Сверху и снизу в аэростате есть широкие отверстия для циркуляции подогретого воздуха. Это гарантирует от излишего давления, — кошачий мутантик говорил авторитетно и толково, словно читал инструкцию, и Бубнилка, хотя ничего не поняла, успокоилась.

— А дно корзины не может отвалиться? По-моему, оно плохо закреплено! — испуганно спросила Трюша.

— На глупые вопросы не отвечаю! — рассердился Бормоглотик.

— Почему глупые? Совсем не глупые! Представляешь, мы летим, а дно — бац — оторвалось! Мы падаем — шмяк! — и от нас одни кости! — Трюша с ее не в меру богатым воображением представила ужасную картину.

Ее жених осторожно отвернул на баллоне кран, включил горелку, отрегулировал пламя, и шар стал быстро наполняться теплым воздухом. Вначале он пластом лежал на корзине, потом вздрогнул и, постепенно набухая, лениво приподнялся. Прошло минут двадцать, и вот, натянув канаты, которыми корзина была привязана к вбитым в бетон кольцам, огромный шар стал рваться в облака.

По веревочной лестнице мутантики забрались в корзину и помогли подняться в нее дедушке Умнику, который крепко вцепился в свой скейт.

— Ишь ты, всю жизнь не летал, а под старость угораздило! — ворчал лобастик, с опаской высунувшись из корзины и наблюдая, что земля с каждой минутой удаляется.

— Ты у меня бодрюсенький дедусик! На роликовой доске совсем старюсенький кататься научакался! — напомнила Бубнилка, всегда поражавшаяся тому, какие фокусы выделывает на ней дед.

— То доска, а то воздушный шар! Ты бы еще чайник с Дедом Морозом сравнила! — недовольно проворчал Умник.

Вскоре шерстюши и лобастики поднялись высоко, и Мутатерритории предстали перед ними как крупномасштабная географическая карта. Вот Муталес, похожий на огромную подкову, вот вьется голубой ниткой ручей, вот плотина, а неподалеку разрушенный фундамент реактора. Бормоглотик даже сумел разглядеть свое болотце, казавшееся сверху не больше железного рубля.

Вглядевшись в подзорную трубу, Пупырь заметил в степи пыль от колесниц карликов, мчащихся далеко впереди.

— В погоню! Да здравствует честь и отвага! — воскликнул мутантик.